Правительство назначалось президентом в принципе без
учета парламентского большинства, но нуждалось в дове-
рии рейхстага (ст. 54). Каждый член правительства дол-
жен был уйти в отставку в случае выражения ему недоверия.
Сам президент перед рейхстагом не отвечал, но на прави-
тельство по правилу контрасигнатуры переходила ответс-
твенность за все приказы и распоряжения президента, в
том числе и в отношении вооруженных сил, так как они
должны были скрепляться подписью рейхсканцлера или со-
ответствующего министра. По ст. 25 Конституции, у пре-
зидента было такое эффективное средство воздействия на
рейхстаг, как право его роспуска, но не более "одного
раза по одному поводу".
Президент же, согласно ст. 43, по предложению рейх-
стага также мог быть смещен со своего поста народным
голосованием. Рейхстаг до окончательного решения рефе-
рендума должен был вынести постановление 2/3 голосов
своих членов об отстранении президента от должности.
Отклонение на референдуме постановления рейхстага счи-
талось переизбранием президента и влекло за собой рос-
пуск рейхстага.
Статьей 59 Конституции предусматривалось и некое по-
добие крайне сложной процедуры импичмента, требующей
предъявления обвинения президенту, рейхсканцлеру или
министру в "преступном нарушении Конституции или им-
перского закона" не менее чем 100 членами рейхстага.
При поддержке этого решения большинством членов рейх-
стага в 2/3 голосов обвинение должно было рассматри-
ваться Государственным судом Германской империи.
Большое число членов Национального собрания отводило
референдуму, как непосредственной (следовательно, "ис-
тинной") форме демократии, особую роль преграды диктату
партийного большинства в рейхстаге. Если, например,
против принятого рейхстагом закона выступала по крайней
мере 1/3 его членов и по этой причине его опубликование
было отсрочено президентом, то закон по требованию 1/12
имеющих право голоса граждан должен был быть также пос-
тавлен на народное голосование. Народное голосование
могло проводиться даже "по поводу бюджета, налоговых
законов и оплаты служащих", но только по решению прези-
дента (ст. 73 п. 4). Более того, 1/10 имеющих право го-
лоса граждан предоставлялось право законодательной ини-
циативы, но с предварительно "разработанным законопро-
ектом".
Левые партии, настоявшие на столь частом обращении к
референдуму, явно переоценили его демократический
эффект, что очень скоро нашло подтверждение в истории
"Третьего рейха".
Наделяя президента, как гаранта демократии, огромны-
ми полномочиями, парламентарии просмотрели опасность
ослабления рейхстага, того обстоятельства, что прези-
дентская чрезвычайная власть может оказаться в руках
человека, который использует ее отнюдь не в народных
интересах. История Германии нашла скорое подтверждение
и этому обстоятельству.
Второй раздел Конституции посвящен "Основным правам
и обязанностям немцев", где наряду с широким перечнем
политических и гражданских прав и свобод, детализиро-
ванных теми или иными правовыми гарантиями, закреплялся
и ряд принципиально новых социальных прав.
Первая глава этого раздела - "Отдельная личность"
начинается с провозглашения равенства всех перед зако-
ном, при этом особенно подчеркивалось равенство мужчин
и женщин "в правах и обязанностях" (ст. 109). Свобода
выбора профессии и свобода передвижения, закрепленные
далее, сопровождались правом эмигрировать за границу,
которое могло быть ограничено только имперским законом
(ст. 111-112). Принцип равенства трактовался и в смысле
равенства "инакоязычных частей населения империи", ко-
торые, согласно ст. 113, не могли быть стесняемы "зако-
нодательными и административными мерами в их свободном
национальном развитии" (ст. 119). Неприкосновенность
личности и жилища (ст. 115), тайна переписки (ст. 117),
свобода слова (ст. 118) сопровождались провозглашением
таких правовых гарантий, как предоставление возможности
немедленного опротестования ареста, запрещение цензуры
и пр. Все эти права дополнялись, однако, не только про-
возглашением гарантий, но и традиционной формулой об
исключениях, "допускаемых на основании закона".
Во второй главе этого раздела - "Общественная жизнь"
закреплялись такие гражданские права, как свобода соб-
раний (ст. 123), свобода образования союзов и обществ
(ст. 124) с предоставлением им правоспособности (т.е.
прав юридического лица). При этом в предоставлении пра-
воспособности нельзя было отказать и союзам, преследую-
щим политические, социально-политические и религиозные
цели (ст. 124). Это была принципиально новая трактовка
права союзов, затрагивающая прежде всего организации
рабочих,
профсоюзы, которые, по Германскому гражданскому уложе-
нию 1900 г., относились к "неправоспособным обществам".
Право на особое профессиональное представительство по-
лучили и чиновники (ст. 130).
Содержание следующей главы этого раздела - "Религия
и религиозные общества" стало предметом особенно бурных
дискуссий в Национальном собрании, закончившихся дости-
жением компромисса. Закрепляя свободу совести (ст.
135), Конституция запрещала государственную церковь
(ст. 137, п. 1) и государственную поддержку церкви (ст.
138, п. 1), но сохраняла за церковью статус публич-
но-правовой корпорации, что давало ей право на денежные
поступления "соответственно постановлениям земельного
законодательства" (ст. 137, п. 4).
"Веймарским школьным компромиссом" определялось и
содержание гл. 4 этого раздела - "Просвещение и школа",
в котором закреплялась обязательность "всеобщего школь-
ного обучения", по общему правилу, в "народной школе".
К единой "народной" системе образования относилась и
высшая школа, при этом "руководящим началом... для при-
ема ребенка в определенную школу" должно было служить
его призвание, дарование и склонность, а не "имущест-
венное и общественное положение... его родителей" (ст.
145, п. 1). Для обучения детей малообеспеченных семей в
средних и высших школах предусматривалось выделение
специальных общественных пособий (ст. 146, п. 3).
Сугубо компромиссный характер носили положения и
раздела 5 - "Хозяйственная жизнь", в котором главным
образом рассматривались проблемы наемного труда, отно-
шений между предпринимателями и рабочими. Конституция
возлагала на государство обязанность всемерно поддержи-
вать развитие предпринимательства, поддерживая при этом
"средний класс" (поощрять его путем законодательства "в
сельском хозяйстве, промысловой и торговой деятельнос-
ти" (ст. 164, п. 1)), содействовать включению "в общее
хозяйственное дело" промысловых и кооперативных товари-
ществ, обеспечивать "хозяйственную свободу отдельной
личности" (ст. 151, п. 1), свободу договоров в хозяйс-
твенном обороте (ст. 152, п. 1), пресекать ростовщи-
чество (ст. 152, п. 2) и пр.
На государство возлагалась особая ответственность в
деле "социализации собственности" исходя из принципи-
ально новой ее трактовки: "Собственность обязывает.
Владение ею должно быть в то же время служением общему
благу" (ст. 153, п. 3). Собственность, согласно ст.
153, п. 1, "обеспечивалась Конституцией, ее принуди-
тельное отчуждение могло быть предпринято только "для
общего блага" и на "законном основании". Из этого обще-
го правила допускались, однако, исключения в соответс-
твии с имперским законом. Так, в частности, в ст. 156
(п. 1, 2) говорилось о "возможности принудительного от-
чуждения без вознаграждения" и передаче в общественное
управление "частных предприятий, пригодных для обоб-
ществления", о праве государства, "в случае настоятель-
ной надобности", проводить объединение хозяйственных
предприятий для общественных целей (ст. 156, п. 2).
Предусмотренное ст. 156 право национализации собствен-
ности не было использовано даже в отношении капиталов
Имперского банка Германии. Более того, закон 1922 г. об
Имперском банке лишил канцлера его былых полномочий в
отношении банка, который остался под контролем империи,
но руководство им было передано полностью Совету дирек-
торов.
В ст. 155 Конституции предусматривался особый конт-
роль государства за распределением и пользованием зем-
лей с целью предупреждения злоупотреблений и обеспече-
ния "каждого немца здоровым жилищем, а всех германских
семей, особенно многодетных, домашним очагом и правом
работы". Государство наделялось при этом правом прину-
дительного отчуждения земли, "для удовлетворения пот-
ребности в жилищах, для содействия расселению, для
сельскохозяйственной обработки" (ст. 155, п. 1). При
этом "обработка и пользование почвой... землевладельца"
закреплялись в Конституции в качестве его "обязанности
по отношению к обществу" (ст. 155, п. 3).
Идеи взаимной социальной зависимости и социальной
ответственности лежат в основе и других положений этой
главы. Статья 116, например, "применение умственных и
физических сил на благо общества" относит к "нравствен-
ной обязанности" каждого немца. Это один из характерных
примеров того, как Национальное собрание пыталось ввес-
ти этические ценности в мир экономики и политики.
В Конституции особо подчеркивалась обязанность импе-
рии оказывать особое покровительство "рабочей силе".
Формы этого покровительства выражались в предоставлении
рабочим права на свободное объединение в союзы, в целях
"сохранения и улучшения условий труда без всяких ограниче
ний" (ст. 159), на коллективный договор (ст. 165, п.
1), на социальное страхование "для сохранения здоровья,
работоспособности, охраны материнства", а также в слу-
чае "старости, недугов и различных жизненных случайнос-
тей..." (ст. 161, п. 1).
В ст. 163 закреплено и право "добывать себе содержа-
ние трудом". Однако очевидная иллюзорность права на
труд в условиях послевоенной Германии продиктовала со-
ответствующее разъяснение этого права, которое было
сведено к предоставлению "необходимой поддержки", то
есть пособия по безработице.
Сугубо компромиссный характер носили и те положения
этой главы, в которых предпринимались попытки интегри-
ровать рабочие Советы, рожденные революцией, в госу-
дарственную систему. В ст. 165 говорится не только о
законности деятельности Советов, созданных для предста-
вительства интересов рабочих на предприятиях, в отрас-
лях промышленности, на окружном и общеимперском уров-
нях, но и о создании их объединений с представительными
организациями предпринимателей и "иных заинтересованных
кругов населения" в форме экономических советов, кото-
рым вверялись некоторые контрольные, административные и
законодательные полномочия. Имперский экономический со-
вет, например, призван был давать заключения на соци-
ально-экономические и хозяйственно-политические зако-
нопроекты "крупного значения" до внесения их в рейхстаг
правительством, имел право предлагать правительству за-
конопроекты самостоятельно, которые должны были расс-
матриваться в рейхстаге даже при отказе правительства
поддержать их.
Декларативные положения этого раздела Конституции
для проведения в жизнь нуждались в конкретных социаль-
ных программах, закреплении их текущим законодательст-
вом. Но они так и остались опережающими время "теорети-
ческими построениями, стремящимися к абсолюту", как ут-
верждают немецкие авторы.
Для их осуществления в Веймарской Германии не было
соответствующих условий, необходимой экономической ба-
зы, должного уровня общественного сознания, а главное,
политической стабильности. Более того, текущим законо-
дательством позитивное содержание социальных положений
Конституции было впоследствии значительно ограничено.
Так,
например, введенное в 1919 г. право рабочих на 8-часо-
вой рабочий день было изменено законом 1920 г., допус-
кающим 10-часовой рабочий день. Деятельность производс-
твенных советов ограничивалась сферами "содействия раз-
работке новых методов производства", "согласования слу-
жебных инструкций" и пр. Закон от 4 февраля 1920 г.
прямо запрещал им "вмешиваться в руководство производс-
твом своими самостоятельными распоряжениями" ( 66).
Политический режим Веймарской республики. По Вер-
сальскому мирному договору 1919 г. на Германию были на-
ложены огромные репарационные платежи. Этот долг был
для нее непосилен, он падал на плечи трех поколений
немцев, и только в 1930 г. был снижен и рассрочен союз-
никами.
Временная экономическая стабилизация в 1928 г. сме-
нилась разрушительным мировым экономическим кризисом,
новым резким падением производства, ростом безработицы.
В 1932 г., когда мировой экономический кризис достиг
кульминации, промышленное производство сократилось в
Германии до 46,7% по сравнению с 1913 г., 30% всего
трудоспособного населения потеряли работу и только 15%
из официально зарегистрированных безработных получали
пособия по безработице.
Страна сотрясалась стачками, беспорядками, путчами,
террористическими актами, связанными с резкой поляриза-
цией социально-политических сил, от крайне правых,
представленных набирающими силу националистическими,
нацистскими организациями и образовавшейся впоследствии
фашистской Национал-социалистской немецкой рабочей пар-
тии (НСНРП), до крайне левых - в лице леворадикальных
рабочих организаций и Коммунистической партии Германии,
которая становится в это время крупнейшей коммунисти-
ческой партией в Европе.
Вес и значение этих двух партийных полюсов рос вмес-
те с их неприятием Веймарской демократической республи-
ки. Для одних она была преградой социалистической рево-
люции и установления "всеобщего равенства", для других
- помехой к установлению нацистской тоталитарной
диктатуры.
В глубоко расколовшемся немецком обществе не нашлось
места и консенсусу левых сил, так необходимого в усло-
виях жесточайшего кризиса, угрозы фашизма. Для
правоверных немецких коммунистов, проводивших линию
Сталина и Коминтерна, социал-демократы были "могильщи-
ками немецкого социализма", главными противниками "ми-
ровой революции". Они были заняты в основном тем, что
разоблачали социал-демократов как агентуру "германского
монополистического капитала", "социал-фашистов". Соци-
ал-демократы исключали компромиссы с коммунистами, как
с партией "узколобого классового доктринерства", дейс-
твующей по указке "чужой державы", также обвиняя их в
пособничестве фашистам. Отсутствие согласия левых сил
имело роковые последствия. На выборах в ноябре 1932 г.
у них еще оставалась возможность преградить дорогу рву-
щимся к власти фашистам. Социал-демократы и коммунисты,
объединившись, могли занять 221 место в рейхстаге, в то
время как у фашистов было 196 мест. Но они упустили эту
возможность.
Нестабильность Веймарской республики стала следстви-
ем не только вышеуказанных обстоятельств. Они были свя-
заны также с глубоким неприятием республики большинс-
твом немцев, считавших ее порождением "позорного" Вер-
сальского мирного договора. Чувство национального уни-
жения стало благодатной почвой для широкого распростра-
нения мифа о "ноябрьских предателях", заключивших Вер-
сальский договор. Этот миф широко использовался демаго-
гами, требовавшими разрыва Версальского договора, реши-
тельной борьбы против неких "темных сил", внутренних и
внешних врагов, которые привели Перманию к краху. Не
случайно именно в это время появляется известная фаль-
шивка "Протоколы сионских мудрецов", призванная подт-
вердить, что в постигшей немцев трагедии виноваты заго-
ворщики-евреи, иностранные агенты, поставившие задачу
сокрушить мощь Германии, поставить ее на колени.
Основной массе населения, его консервативному массо-
вому сознанию трудно было смириться и с тем, что Вей-
марская республика разрушила старый, привычный порядок
кайзеровской империи, казавшийся таким прочным и надеж-
ным. По старым добрым временам тосковала не только быв-
шая правящая верхушка, но и широкие средние слои насе-
ления, которые потеряли в результате кризиса, безудерж-
ной инфляции свой достаток и имущество, не воспринимали
новую, малопонятную, не имеющую ничего об-
щего со старыми временами систему ценностей. Между сво-
бодой и порядком немцы выбирали порядок.
Ослабляло положение Веймарской республики и отсутс-
твие у нее профессиональных защитников среди правящего
бюргерства и интеллигенции. Отрицательно к республике
относилась, например, подавляющая часть профессуры,
ученых, правоведов, историков и пр., задающих тон в не-
мецких университетах, а также студентов, которые оста-
вались приверженцами монархии, старых порядков. Не слу-
чайно впоследствии среди студентов оказалось так много
сторонников Гитлера.
Демократический фасад Веймарской республики не опи-
рался на прочный фундамент демократических государс-
твенных институтов не только в силу сохранения старого
государственного аппарата, но и изъянов самого консти-
туционного порядка, придуманного в Веймаре без глубоко-
го учета обстановки в стране. Так, широкие демократи-
ческие права и свободы, в частности свобода печати, при
отсутствии цензурных ограничений способствовали беспре-
цедентному росту шовинистической, милитаристской пропа-
ганды. Литература такого толка фактически захлестывала
страну. Отсутствие конституционного запрета на деятель-
ность партий, сеющих рознь среди немецкого народа, раз-
жигавших национальную вражду, антисемитизм, создавало
условия не только для роста нацистских организаций, но
и для легального вхождения НСНРП в веймарскую общест-
венно-политическую и государственную систему.
Роковой ошибкой республики было то, что она не лиши-
ла власти реакционную военщину, не реорганизовала бю-
рократический аппарат. Ее не принял сохранившийся кад-
ровый состав рейхсвера, для солдат которого кайзер ос-
тавался символом силы и мощи Германии. Армия, подчиняю-
щаяся, по Конституции, только рейхсканцлеру, фактически
была бесконтрольной. Она превратилась в самостоятельную
активную политическую силу. Выражением полного неприя-
тия рейхсвером Веймарской республики стал поднятый его
командованием вместе с праворадикальными офицерскими
организациями в мае 1920 г. военный путч Каппа-Лютвица.
За счет бывших кадров рейхсвера пополнялись и численно
растущие нацистские полувоенные организации.
В условиях политической конфронтации и, как следствие
этого, частой смены кабинетов остававшееся на местах
старое чиновничество также было бесконтрольным, и его
самостоятельная политическая активность в условиях
"несменяемости", гарантированной Конституцией (ст.
130), определялась отнюдь не демократическими, а кон-
сервативномонархическими убеждениями. Плохими защитни-
ками демократических порядков, да и просто правопоряд-
ка, были и старые судейские кадры с их традиционным по-
ниманием права, оправдывающего "железо и кровь", наси-
лие во имя "национальных интересов". Об этом свидетель-
ствуют примеры из судебной практики тех времен. Так, за
1918-1922 гг. в Веймарской республике было совершено
левыми экстремистами 22 политических убийства, все ви-
новные были сурово наказаны, 10 человек - казнены. За
это же время правыми террористами было совершено 354
политических убийства, из них только один был сурово
наказан, но ни один не был казнен. В 1924 г. нацистский
"пивной путч" в Мюнхене, когда фашисты предприняли пер-
вую попытку прорваться к власти, закончился заключением
Гитлера в тюремную крепость, из которой он вышел через
10 месяцев с первыми главами "Майн Кампф", полный реши-
мости готовиться к новым выступлениям.
Слабость политической воли Веймарского государства
была связана также с отсутствием единства действий его
высших органов власти. Рейхстаг не стал проводником де-
мократии, конституционного порядка, так как в нем, осо-
бенно в последние годы Веймарской республики, в силу
острого партийного противоборства сложилась ситуация
полной невозможности образования позитивного большинс-
тва, способного предложить народу умеренную программу
выхода из кризиса. Находившиеся на диаметрально проти-
воположных флангах партии, имевшие в нем большинство
мандатов, резко критически настроенные против прави-
тельства, в силу полной противоположности своих целей
не были готовы и не были в состоянии взять на себя пра-
вительственную ответственность.
Частые и необоснованные, особенно в последние годы
Веймарской республики, роспуски парламента (парламент
мог быть распущен даже из-за не утвержденного им прези-
дентского указа, как это имело место в 1930 г.), внуша-
емые немцам прессой представления о его полном бессилии
все
настойчивее склоняли массовое сознание к поиску "силь-
ной руки" фюрера.
С бессилием представительного органа было связано и
бессилие республиканского правительства, не обладавшего
большинством в рейхстаге и не пользовавшегося его дове-
рием и поддержкой. Прямым следствием этого стали "пре-
зидентские кабинеты", назначаемые президентом по собс-
твенному усмотрению. В обстановке перманентно вводимого
им, на основании ст. 48 Конституции, чрезвычайного по-
ложения страна управлялась не с помощью законов, а с
помощью чрезвычайных указов. В 1932 г., например, пре-
зидент Гинденбург издал 66 чрезвычайных указов, в то
время как рейхстаг, занятый в основном второстепенными
дебатами, издал только пять законов. Дисбаланс веймарс-
кой государственной машины вел к ее полному разрушению,
гибели, что и произошло в результате установления фа-
шистской диктатуры в Германии в 1933 г.