В этот же период резко активизировал свою деятельность в Центральной Азии Пакистан, пытавшийся укрепить влияние прежде всего путем направления священнослужителей и представителей спецслужб. С момента провозглашения независимости центральноазиатскими странами Исламабад начал оказывать им экономическое содействие, хотя доход на душу населения в самом Пакистане существенно уступал показателям в бывших республиках советской Средней Азии. Так, в августе 1992 г. Таджикистану был обещан заем в размере 500 млн. долл. для строи­тельства ГЭС.

   Для республик Центральной Азии, не имеющих выхода к морю, крайне привлекательно объединение железнодорожных и шоссейных сетей с Пакистаном, что даст им выход к Индийскому океану. В начале 90-х годов появились уже упоминавшиеся планы строительства дорог, связываю­щих Кыргызстан и Казахстан с Каракорумским шоссе в Пакистане, а Узбекистан - с г. Карачи. Начались переговоры о строительст­ве газопровода из Туркменистана в Пакистан через Афганистан (более подробно этот вопрос будет рассмотрен ниже). Узбекистан также выдвигает идею о переброске вод Инда в регион, для чего необходимо строительство канала протяженностью в 2600 км через территорию Пакистана, Ирана и Афганистана. Разрабатываются планы поставок электроэнергии из Кыргызстана в Пакистан.

   Относительная слабость Пакистана, однако, не позволяет ему превратиться в основного партнера центральноазиатских стран. По этой причине Исламабад пытается укреплять региональные связи исламских государств и использовать Турцию, Иран, Саудовскую Аравию для укрепления собственных позиций в Центральной Азии. Для Пакистана важно создание союза дружественных ему стран для противостояния Индии и превращения в мощную региональную державу, с которой стали бы считаться основные мировые центры (37) . Руководство страны не скрывает своих целей: в апреле 1992 г. премьер-министр Н. Шариф заявил, что победа моджахедов в Афганистане создала бла­гоприятные условия для образования нового регионального блока, состоящего из Пакистана, Ирана, Турции, Афганистана, а также центральноазиатских республик. Пакистан обладает существенным воздействием на ряд афганских группировок, что не может не учитываться правящими элитами региона. Они (особенно узбекские) подчеркнуто демонстрируют свои хорошие отношения с Пакистаном, но, по всей видимости, не делают на него особой ставки. Для мирового сообщества опасным выглядит также пакистано-афганское сотрудничество в наркобизнесе и поиски наркодельцами надежных партнеров в Центральной Азии.

   Немалое беспокойство вызывают и новые проблемы, связанные с ядерным оружием. Американский сенатор Л. Пресслер подчеркнул, что в случае возникновения конфедерации исламских государств она будет обладать ядерным оружием. По индийским данным, в начале 90-х годов коли­чество ядерных зарядов в республиках Средней Азии превышало две тысячи единиц. В Индии были также убеждены, что власти Пакистана, действуя через афганских моджахедов, пытаются закупить в Таджикистане уран, пригодный для использования в военной ядерной программе (38). Существовали опасения, что через Среднюю Азию Пакистан получит доступ к современному советскому вооружению и ядерной военной технологии (39).

   Отдельно стоит вопрос о поддержке Пакистаном исламских фундаменталистов. Министр иностранных дел Узбекистана С. Сафаев еще в 1993 г. официально обвинил исламскую партию Пакистана Джамаат-и-ислами в помощи таджикским фундаменталистам (40). Пакистанская пресса признала, что пакистанские миссионеры в Центральной Азии призывают местных верующих к выступлениям против “прокоммунистических” властей (41) . Официальные лица Пакистана заявляют, что подобные действия исходят исключительно от исламских движений.

   В феврале 1998 г. Министерство иностранных дел Узбекистана заявило официальный протест Исламабаду и потребовало от него принять решительные меры по пресечению подготовки боевиков на территории Пакистана. Министр иностранных дел Узбекистана А. Камилов официально заявил, что религиозные организации Пакистана ведут целенаправленную деятельность по подготовке исламских боевиков для осуществления террористических актов в Узбекистане. По мнению узбекских властей, в конце десятилетия особенно активизировались такие пакистанские организации, как «Хезби харанати джихад», «Дават уль-иршад» и «Общество исламских улемов Пакистана». Они приглашают для религиозного обучения жителей Узбекистана, в первую очередь, из Ферганской долины, проповедуют им в медресе идеи джихада и ваххабизма. После идеологической обработки граждан центральноазиатских стран направляют на полгода в специальные лагеря на территории Пакистана и Афганистана, где их обучают террористической деятельности. После этого жителей Узбекистана направляют на их родину. По данным узбекских властей, в начале 1998 г. на территории Пакистана проходили подобное обучение 400 человек из центральноазиатских республик, прежде всего, из Таджикистана и Узбекистана. В узбекской части Ферганской долины регулярно арестовывают за террористическую деятельность и особо тяжелые преступления (включая убийства) лиц, прошедших подготовку в Пакистане (42). В 1999 г. выяснилось, что Тахир Юлдаш, лидер запрещенной партии «Исломлашкаркари», названный И. Каримовым «военным стратегом» организации февральского террористического акта в Ташкенте, и участник боев в Таджикистане и Афганистане, имел штаб-квартиру именно в Пакистане (43).

   Еще в 80-е годы Пакистан стал центром для обучения мусульманских боевиков. На его территории прошли военную подготовку сотни тысяч арабов. После вывода советских войск из Афганистана значительное число этих лиц стали принимать участие в «джихаде» в других точках земного шара - в Кашмире (против индусов), в Боснии (против христиан), в Чечне (44)  и т. д. (они участвовали, например, и в осуществлении взрыва бомбы в торговом центре в Нью-Йорке весной 1993 г.). Многие боевики участвуют в военных действиях не только в Афганистане, но и в Таджикистане (45).

   В конце 90-х годов Соединенные Штаты были вынуждены даже оказывать прямой нажим на Исламабад с целью ограничения поддержки афганских радикалов и сужения возможностей пакистанских «ястребов», многие из которых стоят на позициях исламского экстремизма. Существует представление (особенно в России и Индии), что  Пакистан является марионеткой Соединенных Штатов, что совершенно не соответствует действительности. США никогда даже не воспринимались в Пакистане как надежный союзник. Пакис­танские политики и общественность страны считали, что США «предали» их в 1965 и 1971 гг., и были уверены, что те также способны поступить и в будущем. В этом плане Пакистан гораздо больше всегда рассчитывает на Китай и мусульманский мир. Исламабад был согласен следовать в фарватере американского внешнеполитического курса в 60-90-е годы только в той степени, которая соответствовала интересам пакистанской верхушки. США в определенном смысле нередко даже становились «заложниками» Пакистана. Осенью 1999 г. нажим Вашингтона, к сожалению, лишь содействовал осуществлению военного переворота, в ходе которого к власти пришли лица, характеризуемые многими как «ястребы-исламисты» (46).

   Пакистан немало содействовал и тому, чтобы начался новый виток конфликта в Афганистане, представляющий реальную угрозу безопасности центральноазиатских стран, России и других соседних с регионом стран. После того, как в феврале 1989 г. последний советский солдат покинул Афганистан, в Советском Союзе предпочитали вообще не вспоминать о горной стране. Во-первых, Юг с 1988 г. был практически официально объявлен неприоритетным направлением внешней политики СССР (а тем более такое слаборазвитое, объятое гражданской войной государство, как Афганистан). Во-вторых, общественное сознание крайне болезненно отреагировало на военное поражение (47) .

   Советский Союз, правда, продолжал поддерживать правительство Наджибуллы. Объем финансового и технического содействия оценивался в 300 млн. долл. в месяц (48). После же подписания Беловежских соглашений и выхода России из состава СССР Афганистан надолго выпал из поля зрения страны, и в 1991-1992 гг. горное государство было для руководства РФ как бы несуществующим. Практически единственным направлением взаимодействия было освобождение пленных. Благодаря вице-президенту А. Руцкому (который сам в свое время попадал в руки моджахедов), здесь предпринимались активные действия. В декабре 1991 г. вице-президент РФ провел переговоры с лидерами афганских повстанцев по данной проблеме. С января 1992 г. Россия прекратила какую-либо помощь кабульскому режиму, что и привело к весьма быстрой победе афганского сопротивления (поддержка которого со стороны США, Пакистана и Саудовской Аравии никогда не приостанавливалась). Министр иностранных дел России А. Козырев посетил Кабул в мае 1992 г. (интересно, что времени посетить центральноазиатские республики у него не нашлось) и подписал соглашение, в котором Россия приветствовала «мирный переход власти в Афганистане к исламскому правительству». Сразу после этого визита был эвакуирован дипломатический персонал российского посольства в Афганистане.

   После ослабления позиций атлантистов в российском руководстве значительно большее внимание стало уделяться, как отмечалось, укреплению политических и военно-политических отношений с центральноазиатскими республиками, что предопределило усиление внимание к Афганистану. Данное изменение было особенно тесно связано с развитием российско-таджикских отношений (что было рассмотрено выше). Связи Москвы с Кабулом были крайне прохладными, чего нельзя сказать об отношениях с некоторыми полевыми командирами, прежде всего, с генералом Абдулом Рашидом Достумом, контролировавшим 6 северных провинций, населенных преимущественно этническими узбеками. Многие кадровые офицеры армии А. Р. Достума получили образование в Советском Союзе, а сам генерал командовал дивизией, выступавшей на стороне советских войск в Афганистане в 80-е годы. Свою роль играло и то обстоятельство, что Россия после назначения на пост министра иностранных дел Е. М. Примакова сделала особый акцент на укрепление связей с Узбекистаном, с которым у А. Р. Достума были тесные связи (его семья даже проживала в Ташкенте). Россия сохраняла консульство в Мазари-Шарифе (столица северных провинций).

   Отношения России с центральными властями Афганистана стали постепенно меняться по мере военных успехов религиозно-политического движения «Талибан». По сведениям бывшего начальника Генерального штаба пакистанской армии генерала Мирзы Аслама Бега, Пакистан и США на рубеже 80-х годов приняли решение создать «религиозно-идеологический» пояс вдоль афгано-пакистанской границы - для поддержки боевого духа моджахедов. Пояс включал многочисленные медресе, куда принимались афганские беженцы (49).

   Осенью 1994 г. «Талибан» добился первых военных успехов. В октябре 1995 г. в г. Кветта (Пакистан) талибы приняли решение о расширении «священной войны» против правительства Б. Раббани (50) . К сентябрю 1996 г. они контролировали 16 из 32 провинций страны (51).

   Практически все российские эксперты считали талибов мусульманскими фанатиками и настоящими фундаменталистами, которых не способны контролировать даже их покровители. Так, с августа 1995 г. талибы удерживали в Кандагаре членов экипажа российского самолета ИЛ-76, и их освобождения не могли добиться не только российские власти, но и представители США и Пакистана (в августе 1996 г. летчики сами организовали свой удачный побег из плена).

   Из-за военных успехов талибов Кабул и Москва стали сближаться. Россия начала даже играть роль посредника между различными группами афганской элиты, противостоящих «Талибану». Так, в мае 1995 г. министр авиации Афганистана А. Ракхман провел переговоры с А. Р. Достумом в Москве. Российские компании стали поставлять боеприпасы кабульскому правительству. В 1995-1996 гг. центральные афганские власти неизменно приносили извинения в случае обстрелов российских пограничников отрядами таджикской оппозиции с афганской территории. Министр обороны Ахмад Шах Масуд, чьи войска контролировали афгано-таджикскую границу, признался, что афганское правительство было не в состоянии контролировать действия таджикских боевиков. В сентябре 1996 г. российская делегация во главе с представителем президента РФ в Таджикистане Е. Михайловым провела переговоры с премьер-министром  Гульбеддином Хекматиаром по вопросам безопасности на этой границе. Россия делала упор на существование баз таджикской оппозиции в Афганистане, а кабульские власти предлагали искать решение проблемы внутри самого Таджикистана. Впрочем, они обещали оказать нажим на таджикских оппозиционеров с целью вынудить тех пойти на переговоры с Душанбе (52). 10 сентября 1996 г. Б. Н. Ельцину было передано личное послание президента Б. Раббани, в котором России предлагалось возобновить деятельность российского посольства в Кабуле (53) .

   Вступление подразделений «Талибан» в Кабул 27 сентября 1996 г. привело к существенному изменению отношения Москвы к событиям в Афганистане, которые стали рассматриваться как фундаментальная угроза России. В тот же день российский МИД официально выразил «растущую озабоченность» и заявил, что «попытки движения «Талибан» добиться перелома ситуации в свою пользу... лишь усугубляют критическое положение, чреватое опасностью для международного мира и стабильности региона» (54). Е. М. Примаков, находившийся с визитом в Марокко, заявил, что Россия даже не будет рассматривать вопрос о признании новых властей (55).

   Секретарь Совета безопасности России генерал А. Лебедь сообщил, что Москве следует оказать «необходимую материальную и финансовую помощь» силам, противостоящим талибам, среди которых он выделил А. Ш. Масуда, лидера афганских таджиков, генерала А. Р. Достума и Г. Хекматиара. По мнению А. Лебедя, «в случае, если талибы, поддерживаемые Пакистаном, выйдут на границу с Узбекистаном и Таджикистаном, часть территорий которых, в том числе Бухару, они хотят присоединить к своему государству, то они сметут российские пограничные войска. А там - дорога по равнине на Север»  (56).

   Б. Н. Ельцин предложил провести встречу руководителей СНГ в связи с действиями «Талибана» и поручил премьер-министру В. С. Черномырдину заняться ее подготовкой. Государственная Дума приняла официальное заявление, в котором ответственность за кризис была возложена на мировое сообщество и было предложено «принять по линии ООН меры к принудительному прекращению военных действий в Афганистане» (первоначально было подготовлено значительно более резкое заявление, но оно по инициативе депутатов - бывших участников военных действий в Афганистане было существенно смягчено) (57). Руководство «Талибана» безуспешно пыталось успокоить Россию (58).

   На саммите стран СНГ в Алма-Ате Россия выступала не с позиций генерала А. Лебедя, а с линией Министерства иностранных дел (Е. М. Примаков еще до встречи заявил, что Россия не должна открыто поддерживать оппозиционные «Талибану» силы). Россия, Казахстан, Узбекистан, Кыргызстан и Таджикистан были едины в нежелании видеть присутствие в Афганистане фундаменталистского движения. Было отмечено, что спокойствие на южных границах СНГ во многом обеспечивается благодаря позиции генерала А. Р. Достума (59) .  Но совместное заявление было выдержано в весьма умеренных тонах: в нем выражена глубокая озабоченность эскалацией боевых действий в Афганистане, и всем сторонам было предложено незамедлительно начать мирные переговоры (60).

   Руководство «Талибана» крайне нервно прореагировало и на данное мягкое заявление. Исполняющий обязанности министра иностранных дел в движении Мухаммад Гаус объявил, что это заявление представляет из себя угрозу и вмешательство во внутренние дела Афганистана, и пообещал, что «весь народ Афганистана поднимется против стран СНГ, если они вмешаются в конфликт» (61).

   Москва с большим облегчением встретила сообщение о заключении союза, направленного против талибов - между А. Р. Достумом, А. Ш. Масудом и руководителем шиитского меньшинства Каримом Халили («Северный альянс»), а также известия о военных неудачах талибов (в ноябре 1996 г. они потерпели сокрушительное поражение в боях за Пандишерское ущелье, основную базу А. Ш. Масуда) и окружении Кабула войсками последнего (столица, правда, не была взята).

   В 1996 г. государственные структуры России, естественно, не делали никаких заявлений по внешнеполитической подоплеке нового афганского кризиса. Но обращает внимание реакция российской прессы на эту проблему. Постоянно подчеркивалось, что только три страны - Пакистан, Турция и США рассматривали в тот момент возможность признания режима «Талибан». Если партии и движения коммунистической и националистической ориентации с самого начала зачисляли эти государства (прежде всего США - в глобальном плане и Турцию - в региональном) в категорию основных противников России, то движения демократической ориентации (и средства массовой информации, отражающие их взгляды) до середины 90-х годов были существенно сдержаннее. Осенью 1996 г. эти органы печати напрямую стали обвинять США (62)  и Пакистан, как в создании самого движения «Талибан», так и в его прямой поддержке и поощрении. Даже правительственный орган - «Российская газета» - отмечал, что США «скрыто симпатизируют талибам» (63)  и стремятся обеспечить интересы своих компаний в Афганистане и подорвать транспортные и политические связи России с Центральной Азией (64). Только газета «Известия», считавшаяся в тот период самой прозападной газетой страны, обвиняла лишь восточные страны, не упоминая США. Подобная реакция в России на внешнеполитическую ситуацию свидетельствовала о процессе усиления антизападных настроений. Стала все более четко просматриваться тенденция к восприятию США как постоянного оппонента России (на всех исторических этапах).

   С 1996 г. в Афганистане регулярно возобновляются боевые действия. Весной 1997 г. талибы захватили г. Мазари-Шариф, столицу буферного государства А. Р. Достума, ориентированного на Узбекистан, но вскоре вся группировка талибов, прорвавшаяся в северные провинции, была уничтожена. В июле А. Ш. Масуд предпринял новое наступление на Кабул. Его войска захватили г. Чарикар, центр провинции Парван (65 км к северу от Кабула) и авиабазу Баграм (40 км от Кабула), но столицу Афганистана взять вновь не удалось. В октябре 1997 г. возобновились бои в провинциях Мазари-Шариф и Кулдуз. К концу года талибы контролировали уже 80% территории страны (65) .

   В июле 1998 г. талибы начали новые широкомасштабные боевые действия на севере. Была захвачена провинция Фарьяб с ее столицей г. Меймене, города Файзабад и Шибарган, расположенные вдоль северной границы. В августе пали г. Мазари-Шариф и г. Талукан (центр провинции Тахар). Началось наступление на Хайратон (порт на реке Амударья) и Бамиан (находившийся в руках хазарейцев), на провинции Парван и Бадахшан (которые частично контролировались А. Ш. Масудом). В сентябре талибы захватили г. Бамиан. Контрнаступление бывшего министра обороны на Кабул оказалось неудачным, хотя войска Северного альянса подошли к столице на 10 км. К концу 1998 г. в руках талибов оказалось около 90% территории Афганистана. Были взяты основные базы хазарейцев-шиитов, которые, правда, продолжали партизанские бои. В руках талибов был весь север страны за исключением части провинции Бадахшан. Армия А. Р. Достума прекратила сопротивление (66) . Сам генерал выехал в Турцию. Наиболее боеспособной частью Северного альянса остались части А. Ш. Масуда, который продолжал контролировать долину Панджишера, Баграм и Саланг и сохранил свою ударную силу, большую часть техники и авиации. В июле 1999 г. талибы вновь начали военные действия против войск А. Ш. Масуда (67) .

   «Талибан» не одерживает крупных побед непосредственно в боях. Большинство городов (в том числе Кабул и Герат) оставлялось без военных действий. Колоссальные доходы от наркоторговли позволяют талибам подкупать своих противников (так, например, в первый раз был взят г. Мазари-Шариф). «Талибан» имеет огромное преимущество в живой силе, и потери для них мало значимы. Только осенью 1997 г. талибы потеряли от 20 до 30 тыс. человек (68), а летом 1998 г. их войска вновь насчитывали 50 тыс. человек (против 18-20 тыс. у Северного альянса) (69). Большое преимущество у талибов и в технической оснащенности. При этом тяжелая техника обслуживается расчетами и экипажами пакистанской армии. Было, например, доказано, что ракетно-бомбовый удар по Бамиану наносился ракетно-артиллерийскими частями пакистанской армии (70). Войска специального назначения и ВВС разведки Пакистана также действуют совместно с талибами (71) . Южноазиатская страна предоставила талибам и транспортную авиацию. Пакистанские военнослужащие воюют в составе талибских войск. По сообщению «Радио Ирана», только за один день боев под Мазари-Шарифом летом 1998 г. Северный альянс взял в плен несколько десятков граждан Пакистана (72). В феврале-апреле 1999 г. пакистанские ВВС осуществили переброску на север подкрепление талибам, был проведен новый набор добровольцев среди пуштунского населения Пакистана (73). По словам представителей Северного альянса, в военных действиях на стороне талибов активно участвовали свыше 5 тыс. военнослужащих пакистанской армии (74).

   Россия, страны СНГ и Иран долгое время поддерживали представителей Северного альянса. Премьер-министр Афганистана Г. Хекматиар (проживавший после взятия Кабула в Иране) утверждал, что Таджикистан по указке России поддерживал Наблюдательный Совет Исламского общества Афганистана (под руководством А. Ш. Масуда) и Исламское общество Афганистана, Узбекистан - Национальное исламское движение Афганистана под руководством А. Р. Достума, Иран - Партию исламского единства Афганистана шиитов (75) . Эти государства оказывали определенную помощь Северному альянсу. Так, значительная часть ВВС А. Ш. Масуда располагалась на территории Таджикистана. Американская пресса, желая вывести из-под критики действия США и Пакистана, упоминала поставки Россией тяжелой техники Северному альянсу, а талибы обвиняли Россию даже в экономических проблемах Афганистана, заявляя, что Россия продолжает печатать обесценивающиеся афгани для правительства Б. Раббани (76). Однако никаких серьезных доказательств представлено не было. В любом случае, финансовая, техническая и военная помощь «Талибану» на порядок превышает содействие Северному альянсу, что во многом и определяет его успехи.

   Вместе с тем окончательной победы движения и достижения стабильности в Афганистане ожидать трудно. Талибы могут захватить все города страны, но полностью контролировать территорию им не удастся, и оппозиционные силы могут вести партизанскую войну в течение продолжительного времени. Талибы вызывают яростную ненависть у представителей национальных меньшинств, что связано и с историей и с действиями самих талибов. В Афганистане, как правило, существовал пуштуно-таджикский союз. Представители иранской группы численно преобладают в горной стране, где пуштуны составляют более 50% населения, а таджики - 20%. Талибы, укрепив свою власть в районах,  населенных пуштунами, приступили к усилению своего влияния на таджиков. Во многих районах им удалось восстановить пуштуно-таджикский альянс, например, в районе Герата, где у них практически не было проблем (77). Талибам противостоят прежде всего те таджики, которые самым тесным образом были связаны с правительством Б. Раббани, в котором таджики играли ведущую роль. Представители тюркской группы (узбеки составляют 9% населения, а туркмены - 2% населения Афганистана) и хазарейцы, представители иранской группы, но шииты по вероисповеданию (около 10% населения) всегда занимали в Афганистане подчиненное положение. Более того, талибы на захваченных территориях установили режим террора против национальных и особенно религиозных меньшинств. По свидетельству Г. Хекматиара (пуштуна по этнической принадлежности), можно говорить о «геноциде непуштунского населения, особенно хазарейцев» (78). Так, после взятия Мазари-Шарифа и Бамиана в 1998 г. талибы начали массовые расстрелы узбеков и хазарейцев (79). В результате во всех районах, населенных меньшинствами, ведется партизанская борьба против талибов.

   Покровители «Талибана» (Пакистан, США, Саудовская Аравия) были заинтересованы не в разгроме Северного альянса, а в установлении полной политической стабильности в Афганистане. Их главные экономические мотивы - прокладка нефте- и газопроводов, шоссейных магистралей из Центральной Азии в Пакистан через территорию Афганистана, то есть создание новой коммуникационной артерии по маршруту: побережье Аравийского моря - Кветта (Пакистан) - Кандагар - Герат - Кушка (Туркменистан) - Каспийское море. В 1994 г. уже началось транспортное сообщение по этому пути, но уже второй караван грузовиков был захвачен моджахедами. Существуют и иные проекты: автомагистраль Хорог (Таджикистан) - Равалпинди (Пакистан), Ташкент - Кабул - Карачи (договоренность о строительстве была достигнута еще в 1992 г. во время визита Б. Раббани в Ташкент). Есть и план создания железной дороги параллельно газопроводу и автомобильному шоссе - от Кушки до железнодорожной сети Пакистана (в 1994 г. правительство Пакистана официально одобрило проект) (80) .

   Особое значение имеют, конечно, нефте- и газопроводы. В 1997 г. американская компания «Юнокал-Дельта» закончила первый этап исследований возможности строительства нефтепровода от г. Чарджоу (Туркменистан) к пакистанскому побережью Аравийского моря. Стоимость проекта оценивается в 2,5 млрд. долл., мощность - в 50 млн. т нефти в год (81) . Та же американская компания (вместе с саудовской компанией «Дельта ойл») в 1995 г. получила от туркменского правительства эксклюзивное право на строительство газопровода от Даулстабатского газового месторождения в Туркменистане до побережья Аравийского моря (примерно по маршруту Кушка - Герат - Кандагар -Кветта) (82). В 1997 г. был предоставлен детальный план газопроводного проекта, стоимость которого предположительно составит более 2 млрд. долл., пропускная способность - 20 млрд. кубометров газа ежегодно (83). Правда, в 1998 г. «Юнокал-Дельта» была вынуждена прекратить дальнейшие работы.

   В условиях политической нестабильности в Афганистане крайне сомнительна усиленная реализация проектов по прокладке нефте- и газопроводов, а также железных дорог и автомобильных магистралей из Туркменистана, Узбекистана и Казахстана (84)  в Пакистан через Афганистан.  Талибы с самого начала обещали гарантировать сохранность подобных объектов. Однако американское правительство по-прежнему озабочено тем обстоятельством, что в Афганистане нет стабильности и на ряде территорий, которые находятся под контролем талибов. Их не может (как и пакистанские власти) не беспокоить и независимость талибов, которые не желают быть чьими-то марионетками. После взятия Кабула в 1996 г. для Пакистана повторилась предыдущая история (южноазиатская страна была покровителем моджахедов и внесла весьма значительный вклад в их победу в 1992 г.; однако после прихода к власти правительства Б. Раббани пакистано-афганские отношения резко обострились, и дело дошло даже до двух погромов пакистанского посольства в Кабуле). Талибы принимают пакистанскую помощь, но не позволяют своим юго-восточным соседям вмешиваться в какие-либо проблемы. Более того, “Талибан” сейчас практически контролирует и населенные пуштунами северные районы Пакистана, где влияние Исламабада сведено к минимуму (так называемая «Линия Дюранда», произвольно проведенная британскими колонизаторами в Южной Азии, никогда не признавалась Афганистаном и служила постоянным источником напряженности в пакистано-афганских отношениях - вплоть до ввода советских войск в Афганистан; более того в 90-х годах истек срок действия соглашения о «линии Дюрандо»). Поэтому в последнее время пакистанские власти стали пытаться организовать переговорный процесс в Афганистане, в котором приняли бы участие страны региона, США и Россия.

   В неконтролируемости талибов смогли убедиться и Соединенные Штаты. Именно у талибов нашел убежище саудовский миллиардер Усама бен Ладен, который обвиняется США в организации взрывов американских посольств в Кении и Танзании. Талибы категорически отказались выдать террориста Соединенным Штатам, в ответ на что последние в августе 1998 г. даже нанесли ракетный удар по Афганистану (частично задев и территорию Пакистана). США, как и Пакистан, также к концу десятилетия изменили свою позицию, видимо, осознав и неуправляемость талибов и их неспособность гарантировать стабильность в стране. В ноябре 1998 г. в Риме под патронажем США была организована встреча представителей «Талибана», А. Ш. Масуда и бывшего короля Афганистана Захира Шаха, на которой изучалась возможность вернуть власть бывшему монарху (85) .

   Наиболее консервативные круги США, не связанные с интересами американских компаний по прокладке различных путей через территорию Афганистана, рассматривают «Талибан», в первую очередь, как источник серьезного давления на Россию, Китай, Иран и Индию, поскольку он представляет для всех этих стран реальную угрозу. Однако в целом в конце десятилетия Вашингтон был крайне обеспокоен радикализмом афганских исламистов и экспортом террористической деятельности в другие страны. Осенью 1999 г. США даже оказали нажим на пакистанское правительство, требуя ограничить поддержку талибов (86).

   Так, в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая, по ряду сообщений, создано 19 диверсионных баз, где в роли инструкторов выступают талибы (87). При взятии Мазари-Шарифа в августе 1998 г. талибы захватили в плен 25 граждан Ирана, а 10 человек убили (включая 9 дипломатов) (88). В октябре 1998 г. возникли вооруженные инциденты на ирано-афганской границе в иранской провинции Хорасан. Иран держит на границе с Афганистаном 200 тыс. солдат и намеревается довести их численность до 270 тыс. (89). Точки зрения России, Китая и Ирана на афганский кризис в целом совпадают. Новый виток афганского кризиса особенно укрепил российско-иранские связи. В России высоко оценили резкие оценки движения «Талибан» со стороны духовного лидера Ирана Сейеда Али Хаменеи и министра иностранных дел Али Акбара Велаяти, которые прозвучали еще в середине десятилетия. Следует оценить и сдержанность иранского правительства. Многие эксперты давно предрекали, что в случае распада Афганистана Ирану неизбежно достанется район Герата, на который Тегеран давно выдвигал претензии. Действия талибов давали достаточно поводов Ирану начать военную интервенцию в Афганистан. По-видимому, сдерживающим фактором для Ирана послужила предполагаемая крайне жесткая реакция Севера, в первую очередь, США.

   Реакция центральноазиатских стран на афганский кризис была менее определенной. Президент Туркменистана Сапармурат Ниязов не прибыл на саммит в Алма-Ате в 1996 г. не только по причине того, что его республика не входит в Ташкентский договор 1992 г. (желание сохранить нейтралитет Туркменистана очевидно), но и потому, что он в весьма высокой степени заинтересован в установлении стабильности в Афганистане для реализации коммуникационных  проектов (Россия, напомню, откровенно препятствовала Туркменистану в осуществлении транспортировки грузов через свою территорию). Президент Туркменистана, неоднократно объявлявший о своем лояльном отношении к талибам,  во время визита в Москву в октябре 1996 г. заявил, что «не разделяет полностью» итогов саммита в Алма-Ате (90). Туркменистан был единственной центральноазиатской страной, которая не выразила беспокойства по поводу военных успехов талибов (они, правда, уже контролируя часть границы с Туркменистаном к тому периоду, не создавали особых проблем своему соседу) и не привела свои войска в состояние боевой готовности.

   С самого начала Туркменистан пытался активизировать переговорный процесс в Афганистане. Так, только за октябрь 1997 г. Ашхабад посетили премьер-министр Пакистана Наваз Шариф, обсуждавший перспективы посредничества Туркменистана по афганскому урегулированию, представители «Талибана» и министр иностранных дел правительства Б. Раббани А. Малик-хан (91) . В феврале 1999 г. в Ашхабаде под эгидой ООН  и Туркменистана прошел первый раунд переговоров между талибами и представителями А. Ш. Масуда. Особых результатов переговоры пока не дали (92) , но очевидно, что позицию Туркменистана высоко оценивают все стороны афганского конфликта.

   Заметную эволюцию проделала узбекская дипломатия. В свое время Ташкент сделал ставку на генерала А. Р. Достума и его буферное государство. Благодаря этому сотрудничеству афгано-узбекская граница была спокойной в первой половине 90-х годов (93). В Узбекистане не могли не просчитывать возможность официального распада Афганистана и образования новых государств, в том числе узбекско-таджикского (или узбекского и таджикского). При этом правящая элита Узбекистана избежала искушения расширить свои территории, понимая, что в подобном случае можно было бы забыть о политической стабильности в республике.

   Ташкент не могло не заботить жестокое обращение талибов с этническими узбеками, возможность усиления потока беженцев на территорию Узбекистана (в ходе боев весной 1997 г. за одну неделю в Узбекистан и Таджикистан перебежали 3 тыс. человек (94)), усиление напряженности на узбекско-афганской границе (в 1997 г. несколько афганских ракет даже попали по территории Термезского района, причем среди мирного узбекского населения были жертвы (95)). С другой стороны, Узбекистан, как и Туркменистан, заинтересован в политической стабильности в Афганистане для осуществления транспортных проектов. Особенно сильно на Ташкент стало действовать укрепление военно-политических связей России с Таджикистаном, что воспринимается Узбекистаном как угроза его позициям в регионе, особенно после разгрома А. Р. Достума в Афганистане.

   В результате, если в 1996 г. Ташкент был одним из инициаторов совместного укрепления границы стран СНГ с Афганистаном, укрепил военно-политические связи с Россией (министерства обороны двух стран разработали совместный план отражения возможной агрессии со стороны Афганистана; Россия оказала содействие Узбекистану в оснащении техникой узбекских войск (96)), то уже в 1997 г. он выступил с предложениями по урегулированию афганского кризиса. Эти инициативы включали проведение переговоров с участием всех центральноазиатских стран, Пакистана, Ирана, России, США, ООН и Организации Исламская конференция и введение эмбарго на поставки вооружения в Афганистан. На встрече министров обороны и министров иностранных дел центральноазиатских республик в Ташкенте в августе 1998 г. представители Узбекистана декларировали необходимость избегать любого вмешательства во внутренние дела Афганистана, склонять противоборствующие стороны к проведению мирных переговоров. По ряду сообщений, в конце года Ташкент был даже близок к признанию движения «Талибан», и только военные успехи А. Ш. Масуда осенью вынудили узбекские власти не спешить с подобным шагом (97). В 1999 г. Ташкент более серьезным для себя, по сравнению с успехами талибов, считал уже российско-таджикский военный альянс (98)  и стал играть очень заметную роль в переговорном процессе. В июле 1999 г. именно в Ташкенте прошел раунд переговоров между талибами и оппозиционными силами (правда, вновь результатов не было) (99). Правда, осенью министр иностранных дел Узбекистана выступил с прямыми обвинениями в адрес талибов, заявив, что движение направляло действия узбекских боевиков, которые летом пытались прорваться в Ферганскую долину через территорию Кыргызстана (100) .

   Сходную эволюцию претерпела и позиция Казахстана: вначале Алма-Ата выступила за восстановление правительства Б. Раббани (1996 г.), потом - за создание «правительства народного единства» (1997 г.), а в дальнейшем - за невмешательство во внутренние дела Афганистана. На точку зрения казахстанских властей в принципе воздействуют те же факторы, но их заинтересованность в разрешении афганского кризиса (из-за географического положения) существенно ниже, чем у Туркменистана и Узбекистана. Для Кыргызстана планы транспортировки грузов через Афганистан не очень важны с экономической точки зрения, и президент А. Акаев в основном придерживался российской точки зрения на конфликт.

   Э. Рахмонов наладил дружественные связи с А. Ш. Масудом, не говоря уже о большинстве представителей таджикской оппозиции, чьи базы на афганской территории располагались на территориях, контролируемых министром обороны правительства Б. Раббани. Полная победа «Талибана» опасна и Э. Рахмонову и умеренным представителям ОТО, постепенно увеличивающим свое представительство в правительстве Таджикистана. Напряженность в Афганистане позволяет президенту Таджикистана также укреплять военные связи с Россией, что для него крайне важно с точки зрения удержания власти.

   Полная победа талибов приведет к самым серьезным проблемам для России, что объясняет ее достаточно бескомпромиссную позицию. Именно по инициативе России «Талибану» отказывают в месте Афганистана в ООН. Даже на первый контакт с талибами (состоявшийся в Исламабаде летом 1997 г.) Москва пошла лишь через год после взятия Кабула. Хотя в России нет полного единства по афганской проблеме, большинство политических сил (как и экспертов) крайне опасается движения «Талибан».

    Как отмечалось, из Афганистана в Россию идет непрерывной поток гашиша, опиатов и героина. В 1996 г. основными центрами, где сосредоточивались запасы наркотиков, были Кундуз и Файзабад (зона, не контролируемая талибами) (101). Но уже в тот период 75% афганского опиума выращивалось на территориях, занятых талибами (основной район - долина реки Гильменд). Производство опиатов даже официально (!) облагается талибами налогами (102). По оценкам ООН, только в 1995 г. из этого региона удалось переправить в США и Европу 240 т чистого героина (рыночная стоимость - 75 млрд. долларов) (103). Талибы контролируют около 50% мирового производства героина (104). При этом, по данным ООН, в провинциях, контролируемых талибами, за год (1995-1996 гг.) резко возросло  производство мака-сырца (105). Уже в 1997 г. Афганистан, по данным ООН, занял первое место в мире по производству опиума-сырца (106) . К концу десятилетия определилась специализация талибов на производстве и поставках героина (лабораторное оборудование, в основном, находится в самом Афганистане, и только часть сырья отправляется в Турцию через пакистанские порты), а оппозиционных сил (прежде всего - А. Ш. Масуда) - на торговле чарсом (107). Весной 1999 г. у талибов насчитывалось, как минимум, 80 т наркосодержащих средств последнего урожая (108) . Колоссальные доходы от наркоторговли, как отмечалось, во многом объясняют военные успехи движения «Талибан», имеющего возможность закупки наиболее современных видов оружия, привлечения наемников из других стран в свои войска, подкупа своих противников. Поток наркотиков из Афганистана представляет серьезнейшую угрозу безопасности России, а история показала, что талибы оказались значительно более предприимчивыми наркодельцами, чем противостоящие им силы.

   В случае победы талибов под военной угрозой окажется весь южный фланг СНГ. До сих пор талибы, как отмечалось, не устраивали провокаций на туркмено-афганской границе, значительная часть которой находилась под их контролем уже в 1996 г. Ряд экспертов справедливо указывал, что талибы не принимали участия и в боях с российскими пограничниками в Таджикистане, зато 28 формирований таджикской оппозиции (19 тыс. боевиков) действовали при полной поддержке правительства Б. Раббани (109). Однако это было связано только с тем, что талибы не контролировали районы вдоль афгано-таджикской границы. Представители радикального крыла Объединенной таджикской оппозиции в начале 1997 г. установили тесные связи с талибами, которые всегда заявляли о готовности поддержать притязания радикалов на власть в Таджикистане (110). Поведение талибов в будущем непредсказуемо, нужно также учесть, что талибы в подавляющем большинстве либо бывшие моджахеды, либо сироты, получившие тенденциозное образование в медресе, и, как правило, все они воспитаны в чувстве глубокой ненависти ко всем «шурави» (советским людям). Непреодолимым искушением для них может стать Таджикистан, раздираемый противоречиями.

   Сразу же после захвата талибами Кабула российские пограничники потребовали прислать дополнительные контингенты из Казахстана, Узбекистана и Кыргызстана (111)  (что так и не было выполнено), а командующий группой российских погранвойск в Таджикистане П. Тарасенко заявил, что в случае своей победы талибы резко усилят натиск на режим президента Эмомали Рахмонова (112). Действительно, десятки тысяч талибов, умеющие только воевать, вряд ли найдут себе применение в мирном Афганистане. Талибы уже были замечены и в Косово, и в Чечне, и в Синьцзяне, и в Кашмире, то есть во всех горячих точках, где существует противостояние мусульман с представителями других конфессий.

   Главная опасность для России в случае победы талибов - это распространение исламского фундаментализма и экстремизма, причем это - реальная угроза, в отличие от, например, иранской. Особую опасность представляет то обстоятельство, что подавляющее большинство автохтонов Центральной Азии - сунниты , как и талибы. Афганистан - очевидный резерв усиления фундаменталистов в регионе через таджикское и узбекское население,  принадлежащее к этому же религиозному направлению. В случае полной победы талибов и усиления их давления на центральноазиатские власти можно также ожидать роста миграционного потока через прозрачные границы в Россию (где уже проживает около полумиллиона одних афганцев (113)), что вызовет, помимо других негативных последствий, ухудшение криминальной обстановки, поскольку  многие из беженцев будут вынуждены заняться преступной деятельностью.

   На этом тревожном фоне западные политики и эксперты продолжают подчеркивать, что угроза безопасности региону исходит не от Афганистана, а от Ирана, который обвиняется (прежде всего Соединенными Штатами) в поддержке терроризма, экстремизма и фундаментализма.

   Иран, действительно, явно стремился и стремится стать идеологическим и политическим лидером центральноазиатских стран. В экономическом плане его основные козыри: наличие свободной валюты (нефтедоллары), а также географическое положение, исключительное для международных транзитных схем, уже имеющиеся газо- и нефтепроводы. Однако Ирану не достает современной техники и технологии. К тому же страна оказалась в ситуации, когда большое давление на ее партнеров оказывают Соединенные Штаты, пытающиеся добиться изоляции Тегерана.

   Иранская революция 1979 г. с самого начала выступала под антизападными, прежде всего антиамериканскими, лозунгами. США были объявлены “сатаной номер один”, главным врагом Ирана. В 1980 г. более 50 американских граждан удерживались в качестве заложников в посольстве США в Иране (выпущены в январе 1981 г.). Вашингтон тогда попытался силой освободить своих граждан, но безуспешно. В США до сих пор считают эту страницу одной из наиболее позорных в послевоенной истории страны. Вашингтон впоследствии неоднократно прибегал к насильственным действиям против Ирана. Наиболее трагичной акцией явилось уничтожение во время ирано-иракской войны американскими ВМС гражданского иранского самолета, на борту которого находилось более 200 человек.

   США три раза вводили торговое эмбарго против Ирана - в 1980 г., 1987 г. и 1995 г. Последнее эмбарго (запрет всех видов торговли с Ираном и капиталовложений в иранскую экономику) носило наиболее всеобъемлющий характер. Более того, Конгресс США принял так называемый закон д’Амато, предусматривавший введение экономических санкций против иностранных компаний, сотрудничающих с Ираном (и Ливией) в нефтегазовом комплексе. До сих пор заморожены деньги Ирана (около 15 млрд. долл.), хранящиеся в американских банках.

   Действия американцев легко объяснимы. Основные акции этой страны всегда лежат в русле крупных экономических и политических интересов. США лишились стратегического партнера на Среднем Востоке, потеряли колоссальные барыши, которые выкачивались американскими компаниями из Ирана во время правления шаха. Руководители Ирана занимают резкие антиизраильские позиции и отказывают Израилю, стратегическому партнеру США на Ближнем и Среднем Востоке, в праве на существование.

   Однако попытки США изолировать Иран наталкиваются на сопротивление Западной Европы, которая противится свертыванию экономических связей с Тегераном. Британско-голландский гигант “Шелл” получил право на освоение газового месторождения Сири в Персидском заливе. В сентябре 1997 г. крупнейшая французская фирма “Тоталь” подписала (вместе с «Газпромом» и малазийской компанией) двухмиллиардный контракт с Ираном по разработке газового месторождения Южный Парс в Персидском заливе (запасы - 8,1 трлн. куб. м). Все попытки США оказать давление на французское правительство ни к чему не привели. Более того, “Тоталь” заранее подготовилась к этому шагу и, опасаясь применения закона д’Амато, перерегистрировала или закрыла все дочерние фирмы в Северной Америке. “Тоталь” - частная компания, но все эксперты солидарны в том, что она не пошла бы на такой шаг без санкции своего правительства. Европа, таким образом, также часто руководствуется своими собственными национальными интересами: сотрудничество с исламским миром для нее гораздо более значимо, чем для США, а вытеснение американских компаний с иранского рынка она только приветствует.

   Не следует забывать, что Иран  очень богат топливно-сырьевыми ресурсами. На его долю приходится около 10% мировых запасов природного газа и нефти. В стране не хватает средств и технологий для разработки полезных ископаемых, особенно газа. Если по добыче нефти Иран входит в пятерку главных производителей в мире, то иная картина наблюдается в области газодобычи. Запасы газа в стране в пять раз превышают аналогичный показатель США, но добывает Иран в 12 раз меньше.

   Как ни удивительно, не дало особых результатов и очень мощное давление США на Россию в целях ограничения ее связей с Ираном. Соединенные Штаты открыто угрожали экономическими санкциями против России в связи с продажей Ирану подлодок класса “Кило”; подписанием в 1995 г. контракта о достройке атомной электростанции в Бушехре и поставке двух ядерных реакторов мощностью 440 мегаватт (стоимость контракта - 1 млрд. долл.); имеющимися якобы контактами по продаже ракетной технологии. После подписания «Газпромом» контракта с Ираном посол США в России Джеймс Коллинз в октябре 1997 г. непосредственно угрожал санкциями «Газпрому».

   Отказ России капитулировать под нажимом США по вопросу взаимосвязей с Ираном объясняется целым рядом обстоятельств. Российские топливные компании достаточно независимы, в том числе и от США: «Газпром», например, заинтересован в контактах с этой страной на несколько порядков меньше, чем в связях с Европой и Азией. По крайне важному вопросу о распределении ресурсов Каспийского моря Иран поддерживал российскую точку зрения, в тот период отвергавшую раздел моря на национальные сектора. В Закавказье и Центральной Азии он служит определенным противовесом слабо скрываемому стремлению Турции распространить свое влияние на весь южный фланг СНГ. Нельзя не отметить и то, что после прихода Е. М. Примакова на пост министра иностранных дел Россия попыталась действовать в духе прагматизма, по крайней мере, в азиатском мире.

   США не удалось изолировать Иран и от стран Юга, прежде всего, мусульманских. Это было подтверждено в декабре 1997 г., когда в Тегеране состоялось восьмое совещание в верхах государств - членов Организации Исламской конференции, на которое собрались главы государств и правительств 54 исламских стран. Место проведения форума и его итоги четко продемонстрировали, что Иран весьма влиятелен в исламском мире, хотя у него и много разногласий с конкретными странами на этнической (с арабами и тюрками) или религиозной (с суннитскими странами) основе. Достаточно успешно развиваются взаимосвязи страны и с такими азиатскими гигантами, как Китай и Индия.

   Убедившись к концу 1997 г. в отсутствии конкретных результатов прямого давления, Вашингтон слегка изменил тактику в отношении Ирана. Американский официальный представитель после завершения совещания в Тегеране государств - членов Организации Исламской конференции дал понять, что США выступают за нормализацию двусторонних отношений. После этого новый президент Ирана Мохаммад Хатами предложил начать диалог “американскому народу” (не упомянув, правда, американскую администрацию), что было позитивно воспринято в Вашингтоне.

   Многие эксперты связывают наметившиеся перемены с личностью Мохаммада Хатами, который считается одним из наиболее умеренных клерикалов, выступающим за свободный рынок и открытие Ирана западным инвестициям. Однако не следует забывать, что предыдущий президент Али Акбар Хашеми-Рафсанджани был представителем того же идеологического течения в правящем иранском духовенстве. Более того, духовный лидер Ирана Али Хаменеи продолжает держать в своих руках основные рычаги управления страной. По-видимому, изменение тональности в высказываниях иранских лидеров объясняется как реальными потребностями иранской экономики в зарубежных инвестициях, так и ростом убежденности в том, что ультрарадикальная риторика (например, высказывания о неизбежности гибели западной цивилизации) приводит только к потерям для самого Ирана.

   Что касается Соединенных Штатов, то в них по вопросу политики в отношении Ирана стали нарастать противоречия между ультраконсерваторами и американскими компаниями, с одной стороны, и еврейским лобби, с другой. Топливные корпорации убедились, что тактика грубого нажима на Иран и его партнеров не дает никаких результатов, и констатировали  колоссальную упущенную выгоду. Ультраконсерваторы обеспокоены российско-иранским сближением и хотели бы оторвать от России крупного потенциального партнера в этом регионе. Збигнев Бржезинский, отражая позицию и тех, и других, писал в программной работе, опубликованной еще осенью 1997 г., что США обязаны осуществить резкий разворот в сторону Ирана (114). Особо выделялась важность поддержки турецко-иранского сотрудничества и строительства трубопроводов из Азербайджана и Туркменистана через территорию Ирана - в целях полного вытеснения России из Центральной Азии и Закавказья.

   Еврейское лобби США крайне обеспокоено антиизраильскими позициями Ирана. Осенью 1997 г. Али Хаменеи в очередной раз заявил, что “крах Израиля предопределен Богом”, а высокопоставленные иранские деятели открыто высказываются за уничтожение Израиля. В этих условиях еврейские организации США выступают категорически против какого-либо изменения курса своей страны в отношении Ирана.

   Подобное противоборство и вызывает зигзаги в подходах США. В 1996 г. Вашингтон не возражал против строительства газопровода из Туркменистана в Европу через территорию Ирана и Турции. Осенью 1997 г. американская администрация, как отмечалось, стала угрожать санкциями компаниям, сотрудничающим с Ираном. В конце 1997 г. Вашингтон вновь снял возражения против данного проекта.

   Именно позиция США заморозила на длительное время данный проект. Его предполагаемая протяженность - 4 тыс. км, а стоимость - 10 млрд. долл. Иран, естественно, не располагает подобными средствами и вынужден искать внешнее финансирование, что затруднено из-за постоянного прессинга США. Соглашение о транзите между Ираном и Туркменистаном было подписано еще в апреле 1992 г. Сначала отказались от участия в проекте саудовские фирмы, затем (в 1993 г.) - японские. В августе 1994 г. президенты Туркменистана и Ирана подписали новое соглашение о строительстве газопровода в Западную Европу. Однако международные финансовые организации, в которых США занимают ведущее положение, американские и ряд западных компаний отказались участвовать в финансировании проекта. Турция, без чьего участия невозможна поставка газа в Западную Европу, дезавуировала предыдущее согласие. В мае 1997 г. проект был вновь реанимирован. На этот раз европейские компании проявили значительно большую активность, и в состав консорциума вошли «Шелл» и компании Франции и Италии. Предполагается, что по газопроводу будет перекачиваться 28-30 млрд. куб. м туркменского газа в год. США, правда, продолжают лоббировать проект строительства газопровода из Туркменистана в Турцию через закавказские республики (115) .

   Тем не менее в 1995 г. началось строительство относительно небольшого газопровода Корпедже (Туркменистан) - Курт-Куи (Иран), протяженностью в 200 км и мощностью в 4 млрд. куб. м газа в год, которая будет доведена до 8-10 млрд. куб. м газа в год (116). К концу 1997 г. строительство было завершено, хотя предельной мощности газопровод достигнет лишь в 2006 г. Иран взял на себя финансирование всего строительства (117) . В октябре 1997 г. было объявлено и об ирано-туркменской договоренности о строительстве нефтепровода от западной части Туркменистана до Персидского залива (протяженность - 685 км, начальная пропускная способность - 2 млн. т нефти в год, стоимость - 1 млрд. долл.) (118). Ирану пока удалось завязать серьезные экономические связи только с Туркменистаном, хотя с Казахстаном тоже проходят переговоры. По крайней мере, и в упоминавшемся китайско-казахстанском соглашении о сотрудничестве в области добычи нефти и газа существует пункт о строительстве нефтепровода в сторону Ирана. В ходе визита премьер-министра Казахстана Н. Балгимбаева в Иран в апреле 1999 г. были достигнуты определенные подвижки на этом направлении (119). Можно предположить, что, несмотря на все политические проблемы и препятствия со стороны США, в относительно недалеком будущем Иран станет важнейшим партнером центральноазиатских стран в транспортировке топлива и сырья в Европу.

   Иран связывали с Туркменистаном и Россией единые позиции по разделу Каспийского моря. Как отмечалось, эти страны полагали, что возможно исключительно совместное использование неделимого Каспийского моря. Позиция Ирана легко объяснима: он не хочет терять экономических выгод от совместной разработки каспийских ресурсов - что произойдет в случае раздела Каспия на национальные сектора; не желает усиления позиций США у своих северных границ; его сектор наименее богат топливно-сырьевыми ресурсами. Изменение российской позиции в 1998 г. вызвало недовольство Ирана, который не собирается менять свою точку зрения на необходимость придерживаться исключительно принципа кондоминиума.

   Иран сотрудничает с центральноазиатскими странами и в вопросах автомобильного и железнодорожного строительства.  В 1997 г. было подписано ирано-таджикское соглашение о строительстве шоссе в Таджикистане, которое обеспечит республике выход на Китай и Иран. За десятилетие построено много автомобильных дорог между Туркменистаном и Ираном. Здесь также существуют проблемы, во многом связанные с позицией США. В рамках восстановления «Шелкового пути» существует программа создания евразийского транспортного коридора. Существует три предполагаемых маршрута: Центральная Азия - Иран - Турция - Европа; Центральная Азия - Каспийское море - Закавказье - Турция - Европа и Центральная Азия - Каспийское море - Закавказье - Черное море -Европа. США (и Европейский союз) пока исключают реализацию первого варианта (120). Есть, правда, еще и сомнения в отношении рентабельности данного проекта.

   В Советском Союзе была разработана документация по строительству железнодорожной дороги протяженностью в 295 км для соединения железнодорожной сети Центральной Азии с Ираном и Турцией. В 1992 г. началось строительство дороги Теджен (Туркменистан) - Серахс - Мешхед (Иран), которое было закончено в 1996 г. (стоимость строительства - более 1 300 млн. долл.). В будущем ее пропускная способность может достигнуть 10 млн. т грузов в год. Идет модернизация  железных дорог в Иране, Турции, Туркменистане и Казахстане. Все эти проекты могут быть увязаны с созданием второй трансконтинентальной евроазиатской железнодорожной магистрали (121).

   В рамках решения Организации экономического сотрудничества о создании единой региональной энергетической системы было завершено строительство туркмено-иранской линии электропередачи, по которой более 3,5 млрд. кВт/час  в год будет подаваться в северные провинции Ирана (122) .

   В целом Ирану удалось установить по-настоящему партнерские отношения только с Туркменистаном. Президент этой республики С. Ниязов к концу 1998 г. встречался со своим иранским коллегой около 60 раз. Существует режим безвизового въезда иранцев в Туркменистан (при этом с июня 1999 г. в республике введен визовый режим для граждан СНГ). Стратегическое значение центральноазиатской республики для Ирана было подчеркнуто тем обстоятельством, что после выборов 1997 г. в Иране новый министр иностранных дел С. К. Харрази свой первый зарубежный визит нанес именно в Ашхабад. В двусторонние отношения стали вовлекаться и третьи страны. Так, в середине десятилетия было образовано два тройственных экономических союза: Иран - Туркменистан - Армения и Иран - Туркменистан - Украина. Связи (в том числе с Туркменистаном) развиваются у Ирана преимущественно в экономической сфере.

   В идеологической же области сказываются цивилизационные отличия между тюрками и иранцами (к последним относятся только таджики), суннитами (основное население региона принадлежит именно к этой ветви ислама) и шиитами, так что Иран наладил связи в этом плане лишь с таджикской оппозицией. Иранская модель развития не соответствует устремлениям местных элит. Не случайно, что договоренность об открытии посольства Узбекистана в Иране была достигнута лишь в конце 1993 г. во время визита президента Ирана А. А. Хашеми-Рафсанджани. В 1995 г. Узбекистан был единственной страной региона, поддержавшей требование США остановить продажу Россией ядерных реакторов Ирану (123). Узбекские лидеры особенно опасаются проведения исламизации Центральной Азии по иранскому образцу. В первой половине 90-х годов они публично обвиняли Иран в стремлении к развитию событий по такому сценарию. Затем произошло существенное улучшение двусторонних отношений, и официальные лица Узбекистана в дальнейшем воздерживались от публичной критики Ирана (124). Однако в начале 1999 г. президент И. Каримов заявил, что террористические акты в Ташкенте были осуществлены организацией «Хезболлах». Учитывая, что факт покровительства Тегерана этому движению общепризнан, подобное заявление выглядит прямым вызовом Ирану (125). По-видимому, этнические и конфессиональные различия между Ираном и его центральноазиатскими соседями будут продолжать препятствовать усилению идеологических позиций Ирана в регионе.

   На роль культурного лидера гораздо больше подходит Турция. К тому же ее официальный секуляризм созвучен настроениям правящих элит Центральной Азии. Сразу же после объявления независимости среднеазиатских республик Анкара проявила в этой сфере чрезвычайную активность. В Турции начали мечтать о воссоздании Османской империи. Так, государственный министр О. Килерджиоглу откровенно заявил: “В будущем мы видим полумесяц, простирающийся от Средней Азии до Адриатики, и в центре этого - наша родина” (126). Еще в 80-е годы в Турции выпускали учебные пособия для детей, в которых специально печатались карты как бы единой тюркской территории, к которой относилось все Закавказье, Северный Кавказ, все Поволжье, вся Центральная Азия и даже Якутия (127). Только за 1992 г. Турция предоставила центральноазиатским странам кредитов на сумму в 1 млрд. долл., и 10 000 студентов из региона были приглашены на учебу в Турцию (128) .

   Но крупные страны (Узбекистан, Казахстан) сами, как отмечалось, пытаются выступить в роли лидеров региона, что вызывает у них стремление дистанцироваться от Турции. Так, Узбекистан отказался от максимального сближения своего языка с турецким и выдвинул идею о создании среднетюркского языка “ортатюрк”. Идеи пантюркизма не находят особого отклика и в массовом сознании. В последнее время узбекские власти перестали вообще ссылаться на турецкую модель развития. В Казахстане при опросе населения в 1998 г. экономическая модель Турции оказалась привлекательной лишь для 15% населения (примерно столько же сторонников оказалось у российского пути), а политическая - вообще не вызвала симпатий (129). По-видимому, центральноазиатские элиты, да и все население, осознали относительную экономическую слабость Турции еще в 1993 г. А во второй половине 90-х годов эта страна, как известно, сама столкнулась со значительными экономическими трудностями.

   Не повышали привлекательности Турции и постоянные правительственные кризисы, а также рост исламского фундаментализма в этой стране. Исламистская Партия благоденствия Н. Эрбакана, становившаяся наиболее популярной политической организацией Турции, в 1995 г. даже получила возможность придти к власти. Новый премьер-министр пытался внедрить идеи ислама в повседневную жизнь, начал проводить курс на сближение с Ираном. Турецкие военные, являющиеся гарантами секуляристского пути, прервали подобный вариант политического развития страны, но нельзя не признать, что идеи исламского государства находят все большее количество сторонников в Турции. По мнению немецкого востоковеда Х. Й. Шпангера, происходит рост поддержки исламистов со стороны турецкой молодежи, а люди в возрасте 30 лет и моложе составляют 64% населения, причем 35% - молодежь в возрасте до 15 лет (130) . У элиты бывших советских республик не может также не вызывать опасений то, что еще до победы ПБ на выборах в Турции нашел убежище целый ряд исламистов и оппозиционеров из Центральной Азии. Так, лидер Узбекской партии «Эрк» М. Солих после разгрома его организации оказался именно в Турции. В 1994 г. Узбекистан потребовал его выдачи, но турецкие власти лишь выслали этого политика из страны (131). Именно М. Солих был назван И. Каримовым идеологом террористов, осуществивших взрывы в Ташкенте в феврале 1999 г.

   Турция оказалась не в состоянии серьезно потеснить Россию ни в экономической области, ни, тем более, в военно-политической. Вместе с тем во всех подсистемах двусторонних отношений Турции с центральноазиатскими республиками произошли существенные позитивные подвижки, хотя и не в том объеме, на который рассчитывали в средневосточном государстве.

   Хотя советская система образования, здравоохранения и т. д. оказалась несравненно более качественной, чем турецкая, разрыв взаимосвязей между Россией и бывшими советскими республиками вынуждает последние развивать культурно-идеологические связи с Турцией. Последняя к тому же финансирует значительное количество проектов в указанной сфере. Анкара проводит и самую активную пропаганду в регионе. С начала 90-х годов началась трансляция телепередач, а объем радиовещания Турции на регион составил 33 часа в сутки (для сравнения: трансляции из Ирана - 12 часов, Пакистана - 5). В недалеком будущем вполне возможен существенный рост культурного влияния Турции - там или в турецких лицеях получает образование все больше молодежи.

   Имеют тенденцию к укреплению политические связи. Хотя Организация экономического сотрудничества занимается преимущественно экономическими вопросами, нельзя недооценивать и политической составляющей ее деятельности. Активно сотрудничает Турция с центральноазиатскими государствами в этой сфере и в рамках проекта ТРАСЕКА.

   Наиболее заметно укрепление сотрудничества в сфере экономики. Уже в начале десятилетия в ходе визита в Центральную Азию С. Демиреля, занимавшего тогда пост премьер-министра Турции, были подписаны соглашения о предоставлении странам региона кредитов на сумму в 600 млн. долл. Помощь одному Узбекистану к 1995 г. оценивалась в 700 млн. долл. (132) В 1997 г. Турция занимала первое место по числу совместных предприятий в Узбекистане (207). Турецко-узбекский товарооборот составил 300 млн. долл. (133) Турция занимает первое место среди внешнеторговых партнеров Туркменистана. К концу 1998 г. 88 объектов в этой стране были построены турецкими фирмами, сооружалось еще 29. Общая сумма строительных заказов достигла почти 2 млрд. долл. Существовало 235 совместных предприятий. Турция оказала действенную помощь Туркменистану в создании хлопкоперерабатывающей и текстильной промышленности, владея, впрочем, значительной долей собственности в этих отраслях (134).

   Наиболее прочны позиции Анкары в сфере сотрудничества по транспортировке топлива из Центральной Азии, тем более, что США самым активным образом лоббируют интересы именно Турции. Последней в принципе безразлично, пойдут ли нефте- и газопроводы из Центральной Азии в Турцию через Иран или Закавказье. Реализация второго направления (расширение трубопроводов Баку - Супса) предусматривает проход танкеров через Босфорский пролив (что опасно в плане экологии), а строительство обходных трубопроводов через Болгарию и Грецию потребует перегрузки в Эгейском море. С экономической точки зрения первое направление более привлекательно для Турции, но она рассчитывает, что США компенсируют ее потери в случае реализации кавказского варианта. С начала 90-х годов Анкара была согласна с транспортировкой газа из Туркменистана в Иран, но в середине десятилетия под давлением США стала высказываться за «кавказский» маршрут. В апреле 1998 г. на встрече глав государств Турции, Азербайджана и Грузии было решено предпринять конкретные шаги по созданию газопровода в Турцию через территорию закавказских республик. В ходе визита президента Турции Т. С. Демиреля  в Туркменистан в ноябре 1998 г. было принято решение о создании транскаспийского газопровода, по которому уже в 2002 г. можно было бы транспортировать в Турцию и Европу 30 млрд. куб. м газа в год (135). Длина газопровода - около 2 тыс. км, и его трасса пройдет по дну Каспийского моря в Азербайджан и далее через Грузию в Эрзурум (Турция). Сметная стоимость газопровода - около 3 млрд. долл. (136) Турция резервирует 30 млрд. куб. м газа в год и за Казахстаном. Одновременно Анкара не стала бы возражать и в случае, если будет реализован «иранский» проект.

   Активно сотрудничает Турция с Туркменистаном и Казахстаном также в сфере создания нефтепроводов. В октябре 1998 г. главы государств Турции, Азербайджана, Грузии, Казахстана и Узбекистана и министр энергетики США подписали «Анкарскую декларацию», в которой кавказский вариант нефтепровода «Баку - Джейран» был признан «стратегическим» (137) . Политические соображения (вытеснение России и Ирана) под давлением США очевидно перевесили экономические, поскольку существуют крайне серьезные сомнения в рентабельности проекта.

   Постепенно начинает налаживаться сотрудничество и в военно-политической области. Так, в конце 1997 г. Узбекистан согласился взаимодействовать с Анкарой в рамках натовской программы «партнерство ради мира». Именно в Турции Ташкент начал закупать боевые машины пехоты (138). Победа в Турции на парламентских выборах 1999 г. националистов (139), по-видимому, приведет к стремлениям Анкары укрепить свои позиции в Центральной Азии, используя для этого различные методы давления.