Центральная Азия не занимает ведущего места в приорите тах мировых держав и соседних стран. Еще рано говорить о сформировавшихся экономических интересах ведущих мировых центров в регионе, не говоря уже о политических. Китай, естественно, особое внимание придает Азиатско-Тихоокеанскому региону, Индия - экономическим связям с Севером и Японией, Пакистан - взаимоотношениям с Индией, а Турция - с Европой.

   Республики Центральной Азии крайне заинтересованы в иностранных инвестициях и рынках сбыта продукции. Однако пока не оправдались надежды на Турцию, другие мусульманские страны и Север, который плохо знает регион, на словах недоволен пробуксовкой (или отсутствием) экономических и политических реформ. Внешние рынки сбыта существуют пока лишь для сырьевых товаров (то есть сырьевая направленность экономик еще более усилилась), да и то ограниченного ассортимента (драгоценные металлы, хлопок, нефть и газ).

   По мнению большинства правящих элит, политическая стабильность требует подавления оппозиционных движений. Отсутствие элементов демократии вызывает демонстрацию недовольства со стороны США, Западной Европы и России, руководство которой также взялось подчеркивать необходимость соблюдения фундаментальных прав человека (нарушая, правда, при этом их в своей стране). Довольно резко ограничиваются фундаменталистские движения во всех центральноазиатских странах, поскольку правящие элиты справедливо видят в них угрозу себе и политической стабильности. Эти действия обычно поддерживаются США, Западной Европой, Россией, Китаем, Индией, но вызывают определенные трения с Ираном и Саудовской Аравией.

   Задачи по обеспечению соответствующей роли в международной среде диктуют необходимость закрепления независимости - ее основ. Здесь возникают диалектические противоречия с другими целями. Центральноазиатские страны, например, пытаются дистанцироваться от России, хотя это противоречит задачам по обеспечению нормального внутреннего развития. Излишняя активность Турции, полагавшей, что ей будет несложно включить регион в зону своего влияния, привела к тому, что к ней стали относиться намного более настороженно.

   Данные цели определяют потребность стран в умелом дипломатическом лавировании между США, Западной Европой, Россией, Китаем, Турцией, Ираном и другими мусульманскими странами. Обращает на себя внимание большое количество образований, в которых состоят государства Центральной Азии или с которыми активно сотрудничают. Помимо ООН, СБСЕ и т. д., это и СНГ, и Содружество Государств Центральной Азии, куда входят Узбекистан, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан (между ними сняты таможенные барьеры, и предусмотрено создание единого экономического пространства), и Организация Экономического Сотрудничества, созданная Турцией, Ираном и Пакистаном не только для укрепления своих экономических связей, но и для поддержки центральноазиатских государств и Азербайджана.

   Угроза безопасности странам Центральной Азии исходит, в первую очередь, изнутри (что четко показал пример Таджикистана), а также от соседей и друг от друга.

   В целом позитивным образом на смягчение напряженности в регионе влияет то обстоятельство, что подавляющее большинство государств (Россия, Китай, США, Западная Европа, Турция и т. д.) в настоящий момент заинтересовано прежде всего в политической стабильности в регионе. Однако в будущем нельзя исключить изменения ситуации в результате геополитических процессов или внутриполитических перемен. На данный момент наиболее существенна угроза из Афганистана, подкрепленная наличием фундаменталистов в самой Центральной Азии.

   Для Центральной Азии наиболее важными партнерами могут быть Россия и СНГ, Китай и Индия, ближайшие крупные исламские страны (Турция, Иран, Пакистан и Саудовская Аравия), а также развитые страны, составляющие ядро мировой экономики. Это, в первую очередь, США, страны Западной Европы и Япония. Объективно заинтересованы использовать или контролировать ресурсы Центральной Азии и имеющие дефицит ряда ресурсов Турция и Пакистан, а также крупные экономики - Китай, Индия и Россия, имеющая традиционные производственные связи с регионом и готовую для интеграционных процессов транспортную сеть.

   Для Ирана и Саудовской Аравии вопросы сотрудничества с Центральной Азией в меньшей степени связаны с потребностями в тех или иных природных ресурсах региона. Для развитых стран экономическая политика в Центральной Азии представляет собой часть глобальной экономической стратегии и больше зависит от ее изменений, чем от текущих нужд этих стран.

   Вместе с тем все перечисленные государства в той или иной форме показали свою заинтересованность в развитии внешнеэкономических связей с Центральной Азией. В свою очередь правительства центральноазиатских стран заявили о том, что перечисленные государства являются желанными партнерами. Торговля всех перечисленных государств со странами Центральной Азии ведется активно, развиваются и другие формы внешнеэкономических и политических связей.

   Вместе с тем заявления и реальные шаги по налаживанию связей с Центральной Азии с перечисленными государствами за последнее десятилетие часто менялись на почти противоположные, что говорит о том, что процесс взаимной адаптации еще не завершен (1).

   Отношения с Китаем - среди основных направлений в политике центральноазиатских республик, особенно непосредственных соседей азиатского гиганта (протяженность границы Казахстана, Таджикистана и Кыргызстана с КНР составляет более 3 300 км). Особые опасения в Центральной Азии еще недавно вызывало то обстоятельство, что у Китая существовали территориальные претензии к Казахстану, Кыргызстану и Таджикистану, которые выдвигались в ходе существования СССР. Руководство этих стран было весьма озабочено возможностью возникновения пограничной проблемы после образования независимых государств. Китай, правда, в 90-е годы не выдвигал публично подобных претензий, но в работах китайских ученых и публицистов постоянно подчеркивалось наличие «исторических» китайских земель в Западном Туркестане. Приведем, например, высказывание помощника директора Института восточноевропейских и центральноазиатских исследований Китайской Академии наук профессора Син Гуанчэна: «Как Китай, так и центральноазиатские государства, могут возложить вину за существование пограничной проблемы на царскую Россию и бывший Советский Союз» (2) . Смысл этой фразы состоит, по-видимому, в том, что царская Россия незаконно захватила Западный Туркестан, который Советский Союз не захотел отдавать, а вот захват Цинской империей Восточного Туркестана (Кашгарии, получившей китайское название «Синьцзян», что означает «новая (!) граница») во второй половине XVIII века был не только абсолютно законен, но и дает Китаю полное право на значительные территории Западного Туркестана (юго-восточная часть Казахстана).

   К концу 90-х годов острота проблемы была снята. Китайские власти приняли решение не выдвигать к центральноазиатским странам серьезных территориальных претензий (в маоистский период Китай претендовал на сотни тысяч кв. км). В китайско-казахстанском (февраль 1992 г.), в китайско-киргизском (май 1992 г.) и китайско-таджикском (март 1993 г.) коммюнике были высоко оценены результаты и принципы советско-китайских переговоров по пограничной проблеме, которые и легли в основу соглашений Китая с центральноазиатскими государствами. На переговорах, которые продолжались все десятилетие, Пекин согласился на минимальные уступки со стороны своих соседей. В 1999 г. был окончательно решен наиболее сложный вопрос о китайско-казахстанской границе. Ее правовой статус был закреплен после того, как парламент Казахстана весной 1999 г. ратифицировал совместное соглашение о государственной границе, в соответствии с которым Китаю передавались «спорные участки» общей площадью в 500 кв. км. Таким образом, на данном этапе пограничная проблема потеряла свою остроту, но необходимо согласиться с мнением ведущего российского китаиста М. Л. Титаренко, который отмечает наличие китайской доктрины «отложенного спора», в соответствии с которой территориальные вопросы могут вновь подниматься в дальнейшем (3) .

   Сейчас основной задачей Китая в Центральной Азии является сохранение политической стабильности в регионе и недопущение прихода к власти фундаменталистов. Эта великая держава не без оснований опасается роста проблем в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (а может быть, и в Тибете) в случае нарастания фундаментализма в Центральной Азии. Здесь проживает около 9 млн. мусульман (7 млн. уйгуров, 1 млн. казахов, 140 тыс. киргизов, 33 тыс. таджиков, 15 тыс. узбеков и т. д. (4) ). Для Китая особенно важно то обстоятельство, что районы национальных автономий занимают более 60% площади КНР и большая часть внешних границ приходится именно на них (5). В 90-е годы в Синьцзян-Уйгурском автономном районе резко активизировали свою деятельность организации, выступающие за независимость «Восточного Туркестана». За десятилетие более  тысячи человек было осуждено за террористическую деятельность. Кульминацией антикитайских настроений стали волнения в г. Кульдже (недалеко от границы с Казахстаном) в феврале 1997 г., когда было убито 10 человек и не менее 60 ранено. Китаю приходится учитывать, что уйгурское освободительное движение пользуется негласной поддержкой тюркских и мусульманских государств, в первую очередь, Турции (так, Сеит Тарамчи, председатель «Общественного совета солидарности Восточного Туркестана», выступающей за независимость Синьцзян-Уйгурского автономного района, проживает в Стамбуле) и Саудовской Аравии (6).

   В Казахстане проживает около 300 тыс. уйгуров, которые имеют тесные связи со своими соплеменниками в Китае. В начале 90-х годов наблюдался и процесс миграции китайских уйгуров в Казахстан. Уже в 1991 г. уйгурская эмиграция в Центральной Азии значительно активизировалась. Особенно заметна была деятельность «Межреспубликанской уйгурской ассоциации» и «Объединенного национального революционного фронта Восточного Туркестана» в Казахстане. Китаю пришлось спешно укреплять границы и ужесточать въезд в этот автономный район. Китайские власти стали требовать от Алма-Аты борьбы с уйгурскими активистами. В феврале 1995 г. деятельность уйгурских сепаратистских организаций в Казахстане была запрещена по просьбе китайских властей. В сентябре 1995 г. в ходе визита Н. Назарбаева в Пекин президент Казахстана согласился подписать совместное с председателем КНР Цзян Цзэминем заявление, в котором говорилось, что обе страны «выступают против национального сепаратизма в любой форме и не позволят каким-либо организациям и силам участвовать в подобной сепаратистской деятельности, направленной против другой стороны» (7). Казахстанские власти начали высылать тех китайских уйгуров, которые проживали без официального разрешения, как «нарушителей паспортного режима. В последнее время (1998-1999 гг.) в Казахстане стали арестовывать и депортировать участников уйгурского движения за независимость по запросу Китая (8).

   Проблема безопасности границ в целом решалась в 90-е годы достаточно успешно. В ходе Шанхайской встречи глав государств России, Китая, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана (апрель 1996 г.) было подписано соглашение, в соответствии с которым все стороны договорились о взаимном ненападении, о запрещении военных маневров, направленных против какой-либо договаривающейся стороны, об ограничениях, налагаемых на любые военные маневры в приграничных районах, и о необходимости информировать заинтересованные страны о маневрах, проходящих в пределах 100 км от границы. В ходе следующей встречи «пятерки» в Москве (апрель 1997 г.) было подписано Соглашение  о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы СНГ и Китая, в соответствии с которым создавалась демилитаризованная зона в пределах 100 км от границы, откуда должны быть выведены все войска, за исключением пограничных (9). Возможно, что уже на следующем саммите «пятерки» (Алма-Ата, июль 1998 г.) были бы обсуждены дополнительные меры по созданию атмосферы доверия в приграничных районах, но Б. Н. Ельцин встречу проигнорировал. На саммите в Бишкеке (август 1999 г.) была принята декларация, подтвердившая необходимость практической реализации соглашений, принятых ранее. В целом, однако, можно констатировать, что проблемы безопасности, игравшие немалую роль во внешнеполитических приоритетах в первой половине 90-х годов, в существенной степени утратили свою актуальность к концу десятилетия.

   Напротив, произошло повышение значения экономической подсистемы двусторонних отношений. Китай заинтересован в росте своего экономического влияния в регионе и в захвате рынков сбыта для продукции северо-западного Китая, которая в силу своего качества не может найти сбыта на мировом рынке. Уже в июне 1992 г. руководители пяти провинций и автономных районов северо-запада страны были вызваны в Пекин, где премьер Госсовета Ли Пэн поставил перед ними задачу освоения огромного рынка на севере (10). Вскоре после встречи руководители Синьцзян-Уйгурского автономного района представили стратегию экономического сотрудничества с центральноазиатскими республиками, с необычайной скоростью одобренную Пекином (11). Можно предположить, что одним из факторов, предопределивших крайне быстрое развитие Синьцзян-Уйгурского автономного района в 90-е годы (ВВП района вырос на 91% в 1993 г. по сравнению с 1990 г. (12)) , было как раз быстро наладившееся экономическое сотрудничество со странами СНГ.

   Произошло резкое увеличение торгового оборота КНР со странами региона. Речь не может идти об экономическом вытеснении России из Центральной Азии. Китай просто заполняет нишу, образовавшуюся после добровольного ухода России из региона. Уже к концу десятилетия товарооборот КНР с центральноазиатскими странами по многим показателям превышал российский.

   Особенно быстро (в процентном отношении) товарооборот рос в начале 90-х годов. В 1992 г. внешняя торговля Китая со странами Центральной Азии составила 475 млн. долл., превысив более чем в 10 раз показатель 1990 г. В 1992 г. на Китай пришлось 20% всего внешнего товарооборота Казахстана. В 1993 г. внешняя торговля Китая с государствами региона составила уже более 600 млн. долл. Кризис бартерной торговли, отказ населения Центральной Азии от низкокачественной китайской продукции вызвал замедление (а в 1994 г. - даже падение - до 577 млн. долл.) торгового оборота. Китайские власти моментально переориентировались с бартера и «челночной» торговли на предоставление краткосрочных технических кредитов, создание совместных предприятий в торговой сфере, что вновь позволило увеличить товарооборот (13) . Если доля Китая в экспорте и импорте Туркменистана и Таджикистана сравнительно не велика, то для Казахстана, Кыргызстана и , в какой-то степени для Узбекистана Китай - очень важный торговый партнер. В середине десятилетия на Китай, например, приходилось 42% торгового оборота Кыргызстана со странами дальнего зарубежья (14)  или 13% всей внешней торговли (15). В 1994 г. китайско-узбекский торговый оборот вырос в 2,5 раза по сравнению с 1992 г. и составил более 120 млн. долл. (правда, только 2% внешней торговли Узбекистана пришлось на Китай) (16). Китайско-казахстанский товарооборот вырос к 1997 г. до 600 млн. долл. (17)  (то есть более чем в 2 раза за 3 года), и Китай стал вторым (после России) основным торговым партнером Казахстана.

   Вместе с тем следует отметить значительное число препятствий для всестороннего развития торговли, включая частую неадекватность товаров потребностям покупателей, нехватку профессиональных торговцев (в том числе и в Китае, поскольку реформы в северо-западном Китае начались значительно позже, чем в других районах), ориентацию на других партнеров, недостаток наличных средств и т. д. Поэтому уже к середине 90-х годов упор был сделан на развитие совместных предприятий.

   Если в 1993 г. в Центральной Азии было только 95 китайских совместных предприятий, то в 1994 г. - уже 453 (в Казахстане - 313, в Киргизстане - 75, в Узбекистане - 65) (18). В этих странах Китай стал входить в первую тройку стран по числу созданных совместных предприятий. Так, в Киргизстане на начало 1995 г. на него приходилась одна пятая всех СП (19) . Большинство совместных предприятий, правда, не являются крупными, оснащены технологией невысокого уровня и сосредоточены в сферах торговли, общественного питания и производства одежды. Однако все большую роль стал играть государственный капитал Китая. Китайцы ведут активную разведку природных ресурсов Центральной Азии, налажено сотрудничество в области добычи и переработки драгоценных и полудрагоценных камней, в электронной промышленности. Для Китая значительный интерес имеют возможности получения технологий и научных разработок, созданных еще в советский период или полученных недавно из России (20). Есть перспективы в налаживании сотрудничества в области модернизации предприятий, построенных с советской помощью в северо-западном Китае. Существуют и другие перспективные направления. Так, в ходе визита в Китай премьер-министра Казахстана Н. Балгимбаева в мае 1998 г. были достигнуты договоренности о строительстве в центральноазиатской республике китайского завода по производству пикапов, о совместной разработке космических программ, об экспорте казахстанской электроэнергии в Китай (21) .

   Наиболее приоритетным для всех сторон к концу десятилетия стало развитие разнообразного сотрудничества в области расширения транспортного сообщения и особенно в топливно-сырьевой сфере.

   Наиболее крупный проект в сфере железнодорожного строительства - расширение второй трансконтинентальной евроазиатской дороги - порт Ляньюньган (побережье Желтого моря) - Сиань - Ланьчжоу - Урумчи  (столица Синьцзян-Уйгурского автономного района) - Дружба (казахстано-китайская граница) - Астана - Брянск - Варшава - Роттердам (общая протяженность - 10800 км). Соглашение о строительстве дороги через Туркестан было подписано между Советским Союзом и КНР еще в 1954 г. Советский участок был построен к 1960 г. Китайская сторона довела железную дорогу до Урумчи в 1963 г., после чего строительство было заморожено из-за резкого охлаждения в советско-китайских отношениях - до 1985 г. В 1990 г. китайский участок дороги также был сдан в эксплуатацию (СССР предоставил КНР кредит для окончания работ). КНР проводит модернизацию железной дороги, и в начале следующего тысячелетия весь китайский участок будет двухпутным. В Казахстане также проводится модернизация, чтобы увеличить пропускную способность железной дороги (Япония предоставила кредиты и техническое содействие). В результате ежегодно нарастали грузоперевозки через китайско-казахстанскую границу (с 730 тыс. т в 1992 г. до 1 млн. 174 тыс. т в 1995 г.). Существуют планы соединения магистрали с железнодорожной сетью Ирана и Турции, что даст Китаю выход в Персидский залив, Черное и Средиземное моря. Китай также строит железную дорогу от Урумчи до Кашгара, чтобы в дальнейшем через Андижан (Узбекистан) и Теджен (Туркменистан) получить выход на Иран и Турцию. Эта магистраль будет на 1200 км короче пути через Казахстан (22). При доведении последнего проекта до конца (и с достижением международных стандартов) Россия вообще потеряет транзитную роль для железнодорожных перевозок из Азии в Европу.

   Активно идет обсуждение планов строительства новых автомобильных трасс, соединяющих Центральную Азию с Китаем и Пакистаном. Наибольшую сложность здесь представляет то обстоятельство, что проекты предусматривают использование Каракорумского шоссе. Как известно, в 1948 г. началась первая индийско-пакистанская война в Кашмире. Благодаря деятельности посреднической комиссии Совета Безопасности ООН летом 1949 г. была установлена линия прекращения огня, одна часть которой признана в качестве международной границы, а другая стала ­линией фактического контроля (несколько измененной в результа­те войн 1965 и 1971 гг.). Северо-западный Кашмир оказался под контролем Пакистана (впоследствии там был создан Азад Кашмир, представляющий формально свободную зону). Именно там и проходит Каракорумское шоссе, соединяющее Китай и Пакистан (23). Положение осложнено тем, что часть территории Пакистан передал КНР. Индия не признает законность всех этих действий и передала сообщение центральноазиатским властям, что «примет меры», если транспорт из бывших советских республик будет пользоваться Каракорумским шоссе (24). Исходя из нежелания ставить под вопрос дружественные отношения с Индией из-за относительно незначительных проектов (25), центральноазиатские власти не форсируют реализацию планов по использованию Каракорумского шоссе.

   Более интенсивно развивается сотрудничество в топливно-сырьевой сфере. Во время визита премьера Госсовета КНР Ли Пэна в Алма-Ату в октябре 1997 г. было подписано китайско-казахстанское соглашение о сотрудничестве в области нефти и газа. Были официально закреплены результаты международных тендеров по продаже 60% государственного пакета акций «Актюбинскнефть» (третье по величине месторождение Казахстана) и по реабилитации Узеньского месторождения (второе по остаточным извлекаемым запасам нефти в Казахстане). Китайская сторона взяла обязательство построить нефтепровод из Западного Казахстана в Китай (до Карамая, Синьцзян-Уйгурский автономный район) протяженностью в 2600 км и нефтепровод от Узеня до границы с Туркменистаном. Китайская национальная нефтегазовая корпорация обязалась вложить в течение 20 лет около 9,5 млрд. долл. (в том числе более 4 млрд. долл. в Узеньское месторождение и 3,5 млрд. долл. в строительство нефтепроводов). Первый нефтепровод должен быть построен к 2004 г. В противном случае вся собственность вместе с произведенными инвестициями отойдет к Казахстану (26). Многие эксперты расценили соглашение как исключительно благоприятное для Казахстана. Длина трубопровода, низкое качество казахстанской нефти, неопределенность с объемами производства (чтобы оправдать затраты нефтепроводу нужно перекачивать 20 млн. т нефти в год, а вся добыча нефти в Казахстане составила 17 млн. т в 1996 г. (27)) вызывают определенные сомнения в рентабельности соглашения для китайской стороны. У Китая, впрочем, есть и дополнительные мотивы для сотрудничества в добыче топлива. Российский востоковед И. П. Азовский отмечает, что «Узеньское месторождение имеет много общего с китайскими нефтепромыслами... И в Казахстане, и в Китае в основе эксплуатации лежат советские методы и оборудование тех лет» (28). Более того, китайская сторона уже успешно апробировала методы реабилитации подобных месторождений.

   Не менее активен Китай и в Туркменистане. Он принимает участие в реабилитации нефтяного месторождения Котудерп. Активно обсуждается план строительства крупнейшего газопровода. В ходе визита Ли Пэна в Туркменистан в 1994 г. было принято решение о проработке экспертами проекта создания газопровода Туркменистан - Китай - Япония протяженностью около 8 тыс. км (в том числе и морским путем) и мощностью 30 млрд. куб. м в год (29) . Стоимость строительства оценивается в 10 млрд. долл., продолжительность - 5 лет. Строительство предполагают начать в самом начале следующего тысячелетия (30).

   В целом в 90-е годы отношения Китая с центральноазиатскими странами развивались очень успешно. Следует особенно выделить то, что бывшие республики СНГ были подчеркнуто дружественно официально настроены в отношении Китая. Так, А. Акаев даже подал в суд на орган киргизского парламента “Свободные горы” за “постоянные наглые выпады в адрес Китая” (31) . Для китайцев существует режим безвизового въезда в Кыргыстан (32). Центральноазиатские власти пытаются «не замечать» действия Пекина, которые наносят ущерб странам региона. Например, Казахстан никак не прореагировал на то, что в январе 1999 г. Китай начал переброс части стока верхнего течения Иртыша, что привело к резкому загрязнению реки и существенному уменьшению водостока (33) . По существу это говорит о том, что центральноазиатские страны испытывают недоверие в отношении своего юго-восточного соседа и чрезвычайно опасаются его резких действий в случае осложнения двусторонних отношений.

   В потенциально опасной ситуации находится Казахстан, у которого протяженность границы с Китаем составляет более 1700 км. Как отмечалось, в настоящий момент Китай не выдвигает территориальных претензий к Казахстану, но этого вполне можно ожидать в будущем. Уже сейчас в Китае существует колоссальная перенаселенность, нехватка земли и воды. Казахстан, занимающий 9-е место в мире по размеру территории (34)  и малонаселенный, обладающий богатыми минеральными и водными ресурсами, может стать первой жертвой в случае решения Пекина о начале крупномасштабной экспансии. В настоящий момент уже происходит мягкое «наползание» Китая. По данным Российского института стратегических исследований, к середине 90-х годов в Казахстане незаконно проживали 300 000 китайцев (35). Есть свидетельства того, что китайские власти выделяют этническому китайцу, вступающему в фиктивным брак с гражданкой Казахстана и получающему новое гражданство, 30-50 тыс. долл. (36)

   В основе внешнеполитических целей Индии в Центральной Азии лежит стремление не допустить распространения религиозного экстремизма в регионе. В случае противостояния исламского фундаментализма мировому сообществу Южная Азия превратится в арену борьбы. Индийское руководство, принимая во внимание свои базовые противоречия с Пакистаном и наличие более 100 млн. мусульман в самой стране, опасается того, что Центральная Азия превратится в союзника фундаменталистов или Пакистана. Поэтому в ходе двусторонних переговоров Индия стремится заручиться обещаниями того, что центральноазиатские режимы будут противодействовать росту фундаменталистских настроений. В этом плане республика играла весьма позитивную роль, сдерживая активность Исламабада в Центральной Азии.

   Индия стремится воспрепятствовать возникновению широкого фундаменталистского блока не только дипломатическими, но и экономическими методами. Еще в ходе перестройки в СССР Индия пыталась наладить экономическое сотрудничество с этим регионом (проекты по строительству, обучение местных кадров, торговые сделки). Но до сих пор особо ощутимых результатов не было заметно из-за роста политической нестабильности в самой Индии и ее ограниченных экономических возможностей.